Городской роман - Ольга Дремова Страница 13

Вернувшись в квартиру, Светлана закрыла дверь и прислушалась: в доме никого не было. Остановившись посреди прихожей, она замерла, беспомощно оглядываясь и не решаясь приступить к обыску. Бухающие удары сердца больно долбили по ушам, а ладони рук, ставшие мгновенно влажными от пота, были скользкими и противными. Где она станет искать и, самое главное, – что, она не знала, но на всякий случай, по совету умудренной опытом Александры, перво-наперво задвинула тяжелую щеколду на входной двери.

От звука ударившегося о косяк железа, подтвердившего ее безопасность, ей стало легче. Ничего не поделаешь, иногда приходится поступать против своего желания. Говорила же ей Александра год назад, чтобы она покопалась в вещах Анатолия, так нет, не смогла, как дура надеялась на его порядочность и верность, и к чему это привело? Все в интеллигентность играла, боялась ручки запачкать, а в итоге – у разбитого корыта. Нет уж, лучше запачкать руки, чем упустить собственного сына.

Накрутив себя подобным образом, Светлана немного успокоилась и, ощущая за собой правоту, подошла к вещам на вешалке. Сняв с крючка старую Володину куртку, слегка подрагивающими от волнения пальцами, она расправила ее по плечам и, затаив дыхание, запустила руку в нагрудный карман.

Опустившись к самому шву, кончики пальцев Светланы, не найдя упора, провалились в огромную дыру, и она счастливо улыбнулась: слава богу, все домыслы Александры ее Володи не касаются. Может быть, ее мужчинам и есть что прятать, но ее сын – выше всяких подозрений. Почувствовав некоторую уверенность, она исследовала оставшиеся карманы и, не найдя ничего осудительного, вернула куртку на прежнее место.

До начала поисков Свете казалось, что, обшаривая карманы сына, она умрет на месте от страха и стыда, но, к своему удивлению, вскоре обнаружила, что в подобном занятии ничего особо страшного нет, даже наоборот – поиски чего-то неизвестного были похожи на разрешение забавной головоломки. Уверившись, что с курткой все в порядке, она неторопливо прошла в комнату Володи и совершенно спокойно зажгла настольную лампу.

Наверное, она сошла с ума, дрожа, как осенний лист на ветру, в собственной квартире. В чем-то, видимо, Александра права. Если бы она вовремя послушалась советов подруги, еще никто не знает, как бы все сложилось, будь она похитрее да порасчетливее, рыдала бы сейчас не она, а другая.

Вытряхнув из рюкзака Володи все вещи на стол, она стала одну за другой расстегивать толстые замки новомодных молний. Понаделают, понашьют всякой ерунды, разве в такое отделение что-нибудь положишь? Да туда, кроме тонюсенькой книжечки, и не влезет ничего, а какие у них учебники-то сейчас – о-го-го! Для проформы расстегнув молнию узкого внутреннего отсека, Светлана просунула в него руку, чтобы убедиться, что и там ничего нет, но неожиданно ее пальцы наткнулись на что-то твердое.

Света расстегнула молнию пошире и, не веря собственным глазам, достала толстый журнал, на глянцевой обложке которого красовалась облезлая крашеная страхолюдина, сплошь увешанная черной кожей и длинными серебристыми шипами. В недоумении уставившись на поблескивающую в отсвете тусклых лучей обложку, она открыла страницу, заложенную свернутой в несколько раз бумажной полоской.

То, что она увидела на развороте листа, заставило ее закатить глаза к потолку и, с шумом вдохнув воздух, начисто позабыть об обратном процессе. Гремя суповым набором костей, почти голая девица скривилась в настолько неестественной позе, что сам собой возникал вопрос, каким образом она еще держится на ногах. Из одежды на ней были только несуразно огромные туфли на шпильках и кожаный ошейник, проклепанный серебристыми блестящими ромбиками.

Стараясь не загнуть уголков дорогой прессы, Света пожала плечами, удивляясь вкусу собственного ребенка, и, пристроив журнал между двумя подкладочными полосами ткани, попыталась водрузить его на место, но что-то твердое на самом дне кармашка мешало осуществлению ее благой мысли. Нахмурившись, Света вытащила журнал обратно и, не надеясь на тусклый свет лампы, пошарила в отделении рукой. Квадратная упаковка твердой фольги была не так уж и велика, но от ощущения ее рубчатого края Светлану бросило в пот.

– Не ходите, дети, в Африку гулять! – побелевшими губами прошептала она, вытаскивая на свет полоску импортных презервативов. – Судя по эрудиции мальчика, в ближайшем времени бабушкой ты не станешь. Черт!!! – с досадой выругалась она, старательно обшаривая оставшиеся карманы.

С великим усердием выворачивая на пол содержимое ящиков письменного стола, она уже не испытывала ни страха, ни стыда, а только чувство глубокого презрения к Анатолию, бросившему сына на самом распутье. Сейчас, в четырнадцать, парень взрослел, и ему нужен был отец, которого не заменят ни глянцевые мадонны с обложек, ни аптечные новинки в красочных упаковках. Правильно говорит Александра: не было мужика, и это не мужик, нечего по нему сохнуть. Хочет гулять – зеленая улица, к юбке никто пристегивать не станет, но упускать сына она не собирается.

Вытаскивая из углов выдвижных ящиков одну задругой «ценные реликвии», Света не переставала удивляться своей недавней глупой наивности и детской доверчивости. Хорошо, допустим, пачка сигарет больше для форса: куревом от него никогда не пахло, а для чего, спрашивается, в коробочке из-под циркуля ее ребенок хранил плоские железные полоски с зазубринами по краям? А часы? Зачем, спрашивается, одному человеку такая уйма часов, причем абсолютно новых, и почему они лежат, сваленные в кучу, в уголке письменного стола? У Володи были часы, но совсем другие, такие дорогие модели, как эти, родители не могли позволить даже себе, не то что ребеночку.

– Все тайное, мой друг, всегда становится явным, – поучительно произнесла Света, раскладывая на письменном столе Володи добытые «музейные редкости». – Сегодня у нас с тобой будет о чем поговорить, и никуда ты, мой миленький, от этого разговора не денешься, – резюмировала она, полностью уверенная в своих словах.

Но человек предполагает, а бог располагает, и не прошло и часа, как все собранные экспонаты, буквально лопнули, превратились из веских улик в никого не интересующие побрякушки, годные только на то, чтобы стать достойным украшением дворовой помойки.