Четыре сестры-королевы - Шерри Джонс Страница 13

– Не моего прощения вам должно искать, а Божьего.

Уже и спать, что ли, грешно?

– Я попрошу. Однако сейчас я должна лечь спать. Путь из Прованса был очень долог. – У Людовика отвисает челюсть. – Впрочем… Не хочу вас расстраивать.

– Я сокрушаюсь не о себе, а о вас. – Он помогает ей встать на ноги. – Не выдержать молитвы в течение каких-то двух часов… Но со временем вы станете сильнее.

– А вы? Придете спать?

– Мне не до сна. Я провел многие ночи с Господом в молитвах, и он оберегает меня от этого искушения.

Позже, в постели, Маргарита снова задумывается о странном восприятии Бога в ее новом королевстве. Спать – искушение? Еще одно из божьих испытаний, как фруктовое дерево в райском саду? Наделить тело потребностью в отдыхе, а потом наказывать за сон? Свернувшись калачиком на перине, которую дали ей Людовик и Бланка, она проваливается в забытье под остальными искушающими дарами в виде мехов, льняных простыней и расшитого одеяла. Прости меня, Господи, молится она во сне, но тут же забывает обо всем, когда срывает с дерева персик и вкушает кусочек Прованса.

* * *

Королевой Франции она становится в расшитом золотом шелковом платье – еще один подарок Бланки, явно питающей слабость к броским одеждам, – и ее лицо и шея покрыты слоем белил, а губы так ярко накрашены, что кажутся окровавленными. Второй день в Париже, и Маргарита уже преобразилась. Однако капитуляция не полная: она отказалась брить лоб.

– Вы не похожи на себя, госпожа. – В голосе Эме слышится неодобрение.

Маргарита, взглянув в зеркало, может лишь согласиться. Как сильно напоминает она теперь Бланку Кастильскую! Приняв сегодня корону, она станет второй Белой Королевой. Неважно: на свадьбу к Людовику она приехала, оставаясь самой собой, но как королева Франции будет выбирать облик, какой потребуется. Остается лишь надеяться, что свекровь одобрит ее преображение.

Маргарита проникает в собор через задний вход, избегая уже собравшихся зевак, и видит перед алтарем преклонившего колени Людовика в золотой кольчуге. Похоже, его колени сделаны из железа. При виде столь преобразившейся Маргариты у него округляются глаза, – но, поднаторев в искусстве дипломатии, он скрывает свое изумление за улыбкой.

Под тяжестью доспехов король в несколько приемов поднимается на ноги.

– Только что я молился за вас, и voilà [24]– вы здесь.

– О чем вы молили Господа, мой господин? Надеюсь, чтобы он дал мне мужества – и чтобы белила не размазались, когда я заплачу.

Король прокашливается:

– Я молился, чтобы Он простил вас. За то, что вы заснули прошлой ночью.

– Ах, об этом! – смеется она. – А я и забыла.

– И я молил Бога, чтобы Он укрепил вас для сегодняшних молитв.

– Надеюсь, Он не замедлит придать мне сил. Иначе я упаду от страха во время церемонии.

– От страха перед кем? Перед графом Шампанским? Перед престарелой королевой Ингеборгой? – Посмеет ли он упомянуть Раймунда Тулузского? Но нет, зазвучала музыка. – Если почувствуете, что падаете, хватайтесь за меня, – говорит Людовик. – Я вас поддержу.

Она берет его под руку, и он ведет ее к возвышению сбоку от хора. Король кланяется и занимает место напротив Маргариты. Золотые троны инкрустированы драгоценностями, а между ними, на подмостках хора, блестит шелк. С балок ниспадают ленты и флаги, празднично расцвечивая помещение, их даже больше, чем накануне, во время бракосочетания, – и толпа тоже гуще: мужчины, женщины и дети заполняют всю площадь, они ищут глазами молодую королеву и из-за грима не узнают ее. Мама всегда говорила ей: «Дыши». Она вдыхает аромат ладана, смешанный с запахом заполнивших собор лилий и легким теплым испарением тысяч и тысяч горящих свечей, и успокаивается. Все вокруг сверкает, словно они находятся в драгоценном ларце.

Зрители продолжают вливаться в собор: впереди знать, в середине горожане, позади слуги и беднота – они толпятся в дверях, встают на цыпочки, вытягивают шеи. Разносятся возбужденные голоса и смех, звуки летают от стены до стены, словно внутрь пустили стаю ворон. Потом на возвышение поднимается архиепископ, и шум постепенно стихает, если не считать боя колокола.

Взгляд Маргариты падает на передний ряд, где сидят дядюшки и с гордостью ей улыбаются. Если бы могли приехать родители! Но они не решились оставить Прованс на разграбление тулузским рыцарям. Когда папа отобьет все атаки, возможно, они с мамой навестят ее в Париже. Папа будет впечатлен, увидев ее на французском троне, – и если не верил в ее способности когда-нибудь взять в свои руки управление Провансом, то эти сомнения тут же рассеются.

Папа! Она представляет его гордый взгляд, когда архиепископ совершает над ней миропомазание и вручает ей золотой скипетр, – но потом все остальное, даже отец, забывается. Монахи затягивают свое бесконечное песнопение, а королевские приближенные – Гуго, граф Лузиньянский; Пьер, граф Бретонский; и Тибо, граф Шампанский, – поднимаются по ступеням, неся огромную золотую корону. Архиепископ произносит благословение, и они водружают корону на голову Маргарите, слегка ее поддерживая. Архиепископ оборачивается и, кадя ладаном, ведет их всех на середину возвышения, где перед своим троном стоит Людовик. Знатные дамы налетают на нее, как стая назойливых птиц, чтобы разгладить ей платье на коленях, и Маргарита садится рядом с мужем. Бароны держат над ней и над ним короны – похоже, символ власти слишком тяжел, чтобы нести ее в одиночку.

Воздух сгущается, согретый дыханием и телами сотен зевак. Пот каплями выступил у Маргариты на лбу и верхней губе, но она не смеет вытереть его платком или даже рукой в перчатке из страха размазать по лицу белила. Королеве надлежит всегда сохранять хотя бы видимость достоинства.

Пока архиепископ читает мессу, новоиспеченная королева рассматривает толпу. Скоро она будет отвечать за этих и многих других своих подданных. Дяди напомнили ей обязанности королевы – ходатайствовать за осужденных преступников, просить у короля помилования, вести финансы королевства, обставлять королевские дворцы, устраивать выгодные браки для сыновей и дочерей баронов, давать советы королю в вопросах войны и мира – включая, как она поклялась, заключение мирного договора с Провансом. Может и править время от времени, когда Людовик будет отлучаться из королевства. И, если будет угодно Богу, она родит наследников французского трона, сыновей.

Под конец церемонии бароны снимают с нее и Людовика тяжелые короны, и архиепископ водружает на их место маленькие. Маргарита встает, и помещение словно сдвигается, когда все вокруг разом опускаются на колени и склоняют перед ней головы. Слезы оставляют дорожки на бледном ландшафте ее лица, но ей уже все равно. Это ее народ. Боже милостивый, помоги ей править достойно! Она думает о царице Савской, стремившейся к мудрости, искавшей ее, как света. Рядом Людовик поднимает скипетр и возглашает:

– Vive la reine!