Испекли мы каравай - Наталья Нестерова Страница 13

Утром Филипп вынес решение, тоном, не подлежащим обсуждению, изрек:

— Камеры уберу, но не сразу.

Арину подмывало спросить: «Не сразу — это когда? Через неделю, месяц, год?» — но она благоразумно промолчала. В семейной жизни, поняла Арина, больших побед без крупных жертв не бывает. А подтолкнув мужа к маленьким уступкам, не торопясь, можно достичь практически любой цели.

Шумиха вокруг пекарни настораживала Арину и пугала. Со всех сторон ей внушали, что реклама — двигатель успеха. Правильно, вроде не поспоришь.

— Но вы поймите, — говорила Арина друзьям, — вкусное пирожное должно быть сладким. А много сахара — это приторно.

— Чрезмерная реклама вызывает раздражение, — подхватывала Даша. — В нас живет знание, что хорошая вещь в славе не нуждается. Мы ненавидим рекламные паузы по телевизору и десятки раз обжигались на том, что, поведясь на расхваленную вещь, покупали откровенную дрянь.

— С точки зрения бизнеса, — размышлял Лева, — не важно, что продавать и какого качества. Главное — продавать много.

— Это с точки зрения подлого бизнеса, — не соглашался Филипп. — Нахапал — и прикрыл лавочку. А мы хотим свое дело передать детям, — он выразительно потыкал пальцем в живот Арины.

Воодушевленная его поддержкой, Арина продолжила:

— Из-за рекламы, а мы в Интернете и в газете, и на витрине, люди будут думать, что у нас какие-то особенные булки, пирожки из манны небесной. А у нас обыкновенные пирожки! Нормальные, съедобные.

— Просто боишься, что твои изделия не понравятся покупателям, — усмехнулась Настя.

— Дрейфит, — кивнул Сергей.

— Что естественно, — буркнул Антон.

Сергей всегда и во всем поддерживал Настю, Антон ей постоянно возражал — оба были в нее влюблены.

— В день открытия здесь может собраться толпа, очередь, — предположила Даша.

— Ажиотаж нам только на руку, — сказал Лева.

— Хуже, если никто не придет, — согласилась Настя. — Пустое кафе, скучающая продавщица у прилавка — это как мольберт, забытый на пляже, тоска.

По большому счету Настя, Лева, Антон, Сергей и Даша свои функции выполнили, и успех бизнеса должен был волновать только Арину и Филиппа. Но за дело переживали все, как за собственное. В то, что народ не придет на открытие пекарни, не верилось, а давка казалась вполне вероятной.

— Первые заскочат, столики займут, — хмурился Филипп. — Усядутся, не прогонишь их. Надо было стоячие места делать, высокие столы, без стульев.

— Ну да! — возмутилась Настя. — Как в совковых пирожковых.

— Сосисочно-сарделечных, — усмехнулся Сергей.

— В которых люди могли быстро и недорого подкрепиться, — напомнил Антон.

— Фастфуд для бедных, — продолжал насмехаться Сергей, поглядывая на Настю в надежде на одобрение.

— Да уж, не миноги с рябчиками для олигархов, — упорствовал Антон, не глядя на девушку.

— Мальчики, не спорьте, — манерно-капризно велела Настя и тут же предложила нормальным тоном: — Нужно придумать какое-нибудь развлечение для стоящих в очереди.

— Можно наварить компота или лимонада, сделать мешок сухариков, — предложила Арина, — и бесплатно угощать тех, кто в очереди.

— Сухарики и напитки будет, например, клоун раздавать, — подал идею Антон.

Лева не согласился:

— Лучше девочка, наряженная плейбоевским зайчиком — черный купальник, ушки, хвостик.

— Я не хочу хвостик, — испуганно проговорила Даша, решив, что именно ее Лева желает видеть вызывающе одетой, вернее — раздетой.

— Динамики на улицу вынести, музыку включить, — внес свою лепту Филипп.

Они были прожектерами, мечтателями, по каждому поводу фонтанировали идеями. Их часто заносило в сторону или ввысь, начав обсуждать проблему очереди при открытии пекарни, дофантазировались до дискотеки под открытым небом.

Мечтателям, строящим воздушные замки, бывает очень больно падать с облаков, разбивать нос о землю, по которой ходят не только прекраснодушные, отзывчивые и добрые люди.

Филипп и Арина наводили порядок в цехе: мыли противни, столы. Только что закончили очередное испытание печи — пирамида ватрушек с творогом отдыхала под льняным полотенцем. Во входную дверь позвонили. Филипп посмотрел на часы: десять вечера. Серега должен заехать за ватрушками завтра утром, сдаст их на реализацию в ларек на строительном рынке по десять рублей за штуку, ватрушек сотня, выручка — тысяча рублей. Продаваться ватрушки будут по двадцать рублей, но тут уж ничего не поделаешь. Арина каждый вечер пробные выпечки делала, хоть малую часть затрат покрыть — уже дело.

Филипп пошел открывать: наверное, Сергей решил сегодня выпечку забрать. Но за стеклянной дверью стояли четверо полицейских. Раньше они милиционерами назывались. Филипп не знал ни одного человека, который переименование одобрил бы, а люди старшего возраста восприняли его пугливо, настороженно. Бабушка рассказывала, что во время войны страшнее немцев из регулярных частей были полицаи — свои, местные, предатели, на сторону фашистов перешедшие. Полицаи были садистами, извергами, не знавшими сострадания и жалости. В то, что смена вывески очистит ряды правоохранителей, никто не верил, о том, что аттестация, по сути, профанация, знали и дети.

Стоящий первым полицай нетерпеливо постукивал дубинкой по стеклу. От нехороших предчувствий Филипп напрягся, но дверь открыл. Чего ему бояться? И с какой стати оказывать неповиновение стражам порядка? Может, им помощь нужна.

Дверь Филипп открыл, но назад отшагнуть не подумал.

Спросил с порога:

— В чем дело?

— Проверка, — бесцеремонно оттолкнул его в сторону старший сержант.

Он был явно главный. Коренастый, с мясистым лицом, воловьей шеей — быкоподобный. Трое младших сержантов напоминали крыс или шакалов — оглядывались по сторонам с желанием что-нибудь схватить, урвать, впиться зубами. Но кроме столиков, пустой витрины в зале ничего не было.

— Что за дела? — повторил Филипп. — Что вам надо?

— Шоколада, — хохотнул старший сержант и двинулся в глубь помещения. Шестерки потянулись за ним, и получилось, что в цех Филипп вошел последним.

— Здравствуй, красотка! — нараспев поздоровался с Ариной полицейский.

Она не сразу его узнала. Когда узнала, ахнула:

— Юрка? Озеров?

— Собственной персоной!

До Арины доходили слухи, что после армии Юрка поступил в милицейскую школу, потом где-то служил, был даже офицером. Но натура взяла свое: то ли до смерти избил, то ли покалечил на допросе подозреваемого, сам попал под следствие. Выходит, выкрутился, теперь у них в городе возник.

— Что ж ты меня не дождалась, красотка? — Озеров улыбался плотоядно и шел на Арину, разведя руки в стороны, намереваясь обнять.