Витамины любви, или Любовь не для слабонервных - Анна Макстед Страница 13

В общем, когда Мартина уже подбиралась к рассказу о цене, отец прервал ее:

— И почем нынче свадебный наряд? Фунтов сто?

Мартину это развеселило. Сказать правду, в то время я и сама считала, что свадебное платье будет стоить фунтов сто.

Если принимать всерьез болтовню ясновидящих, можно сказать, что с самого начала нас преследовали дурные приметы. Когда в салоне мне накручивали волосы — за пять часов до того, как я должна была отправиться к алтарю, — парикмахерша со всей силы всадила диадему мне прямо в скальп и спросила:

— Наряжаешься для спектакля?

В вечер перед свадьбой Джек, бледный как смерть, чувствовал себя так, будто потерпел катастрофу. У меня, правда, не было никаких особых ощущений. Я согласилась на этот брак не серьезно, из чистого тщеславия.

Странный это был день. Явились родители Джека, нахмуренные, дувшиеся друг на друга. Могу сказать, что при появлении его матери температура в комнате снизилась градусов на десять. В тот день я держала их подальше от отца. Он был в восторженном состоянии, я не хотела, чтобы их угрюмость плохо подействовала на него. Моя мать прорыдала с начала церемонии до нашего отъезда в карете с надписью: «Молодожены».

К полуночи лицо у нее распухло, как у бурундука. Джек был очень серьезен. Вероятно, пытался понять, во что вляпался. Участие Джека в подготовке ограничилось тем, что он сам выбрал себе костюм и купил мне золотое кольцо, такое тоненькое, что его было почти не видно (выбирала я сама). Ну и еще он явился на бракосочетание.

Я его не обвиняю. Я сама за четыре минуты составила список своих друзей и втиснулась в платье. С радостью перепоручила все хлопоты Роджеру, а Джек был занят своими делами. И результат оказался шокирующим. Все это было немного… Миу-Миу. Отец нанял для нас с Джеком машину из фирмы «Подлинные лондонские такси 1930-х годов». Я чувствовала себя задницей. Несмотря на то, что, когда мы остановились у светофора, какой-то велосипедист улыбнулся мне и сказал беззвучно, одними губами: «Ты просто красавица». Такой лапочка! Отец в шелковом жилете цвета извести смахивал на жокея. На банкетных столах перед каждым гостем стояли персональные свечки. Если в жизни и есть, какой шик, так это именно персональные свечки. Фотограф и тамада напоминали парочку неудавшихся телевизионных персонажей. Трудно было сказать, кто из них больший идиот.

Предполагаю, что на все мероприятие, вместе с устрицами, отец выбросил не меньше двадцати тысяч долларов. Надо же, такую уйму денег спустить в унитаз. Я с тех пор так и не видела своих свадебных фотографий, а мое платье, скрученное большим белым узлом, покоится на шкафу. Я омерзительно чувствовала себя весь праздничный вечер. И до сих пор ощущаю во всем этом какой-то обман. Стоило ли терпеть всю эту нудотень — ведь там были даже друзья отца и его коллеги, — чтобы через пять месяцев прекратить с Джеком всякие отношения.

Пришлось звонить каждому гостю, объяснять, возвращая подарки. А некоторые из них мне даже нравились, например хрустальная ваза.

И закончился мой брак скандально. Тем не менее, мне все же кажется, что мы с Джеком в тот день были счастливы. Испуганы, но счастливы. Мы выбрали первый танец (так положено). Не помню названия, но хор исполнял такой текст: «Пока ты со мной, детка, небо будет синим». Джек держал меня очень крепко, и мне приходилось вырываться, чтобы вдохнуть воздуха. Сейчас я смотрю на все это по-другому. Мужчина не делает предложения в двадцать один год, если не охвачен очень сильным чувством. И женщина не примет предложения, если нет чувства. Но я была ребенком, на три года младше него, и думаю, что именно это обстоятельство оказалось роковым.

Я не была проницательна. Не верила, что Джек всерьез считает нас двоих связанными браком на всю жизнь. Кстати, для меня это значило — лет до тридцати, я не заглядывала дальше, завтрашнего дня. Я была одержима Джеком, но старалась это чувство в себе задавить. Даже наш брак не убеждал меня в его любви, даже принародное признание: «Я тебя люблю».

Кроме моей глупости, была еще одна проблема. Джек решил больше не быть юристом. У него были амбиции. Он хотел стать театральным агентом. Сначала я ему не поверила. Не хотелось верить. Видимо, опасалась, что любая перемена в жизни отвлечет его от меня. Я говорила:

— Театральный агент? Это ты в книжке вычитал? — Но Джек был серьезен. Он уволился по собственному желанию и занялся своей карьерой.

Для этого пришлось потолкаться в большом агентстве, чтобы набраться опыта. Каждую свободную минуту он проводил в театре. Начал ходить на весь, как он выражался, «дерьмовый репертуар», даже на любительские представления драматического общества, даже в драматические школы и театральные труппы, даже на школьные постановки, отслеживая группки пятнадцатилетних упырей, мямливших свои тексты в актовом зале школы. Он бывал везде, где был шанс отрыть нераскрытый талант. На мои насмешки по поводу школьных актовых залов он отвечал:

— Ханна, ты не знаешь, какие роли ждут этих подростков!

Он ничем не блистал, но для него эти походы были полезны. Он болтал с другими агентами, директорами по подбору актеров, и его лицо примелькалось.

Из финансовых соображений наш семейный очаг располагался в его крошечной квартирке над греческим рестораном. И какое-то время я воспринимала этот дом как дворец. Его свадебным подарком была огромная резная дубовая чаша, и в ней — нечто, похожее на два яйца динозавра. Это были гладкие на ощупь, отполированные овалы из серо-коричневого камня, тяжелые и прекрасные.

— Талисман плодовитости, — пояснил он. И добавил: — Небось, стырили их в какой-нибудь бедной африканской деревне.

Моим свадебным подарком ему была новая кровать. Тоже из дуба. Она представляла собой ложе в колониальном стиле, была блестящая, с четырьмя столбами, на которые, видимо, надо было натянуть белую органзу, чтобы получился балдахин. Мы этого не сделали, но сама возможность грела душу.

Я позволила себе расслабиться. После церемонии бракосочетания Джек был непривычно ласков. Однажды утром я проснулась оттого, что он гладил мое лицо. Как только я открыла глаза, он той рукой, которой гладил, ущипнул меня за нос. Мы два месяца видели только друг друга. Джек любил готовить, он и занимался этим. Например, карри тайских джунглей. Всю квартиру пропитывали ароматы мелиссы, лайма, кориандра. Вспомнить только клейкий рис на кокосовом молоке с плодами манго!

— Люблю смотреть, как ты ешь, — приговаривал он, когда я старалась выскрести свою чашку палочками, и мы падали в объятия друг друга. Он осыпал мое лицо горячими, как чили, поцелуями.

Это сейчас все ясно как божий день, но не тогда. Я была наивна и не думала, что в любви нужна открытость и доверие. Наоборот, считала, что любовь — это когда надо все держать в себе. И вот, когда новая карьера Джека, как любовница, стала поглощать все его внимание, я отошла от него, замкнулась в своем одиночестве. Убедила себя, что ему самому захотелось отстраниться от меня. Тогда мне в голову не приходило, что он думает о перспективе, думает, как со временем нашу жизнь сделать лучше. Просто мы мало разговаривали. Ни я, ни он не умели словами передать свои эмоции.