Буду твоим единственным - Джо Гудмэн Страница 13

Из-за дождя начало охоты задержалось на несколько часов. Все это время гости барона бродили по дому как неприкаянные, нетерпеливо поглядывая на небо, делая прогнозы и заключая на них пари. Баронесса, беседовавшая с леди Пауэлл и леди Хитеринг, заявила, что не удивится, если гости протоптали на ковре дорожку. Словно в подтверждение ее слов грянул гром. Несколько мужчин быстро поднялись со своих мест и поспешили к окнам, чтобы понаблюдать за капризами погоды.

Возникла даже мысль перенести охоту на завтра. Никто не хотел, чтобы их лошади месили грязь и, не дай Бог, захромали. Но когда ближе к полудню небо прояснилось и солнечные лучи осветили окрестные поля и перелески, все пришли к выводу, что не в состоянии больше ждать ни минуты.

Мужчины собрались на заднем дворе, ожидая, пока конюхи приведут оседланных лошадей. В ярко-алых двубортных камзолах со сверкающими на солнце медными пуговицами, они как магнитом притягивали к себе женские взгляды. Правда, зрительницы сошлись во мнении, что больше всего они напоминают бойцовых петухов. Это сравнение вызвало смех, шутки и нелестные эпитеты в адрес мужчин.

Лишь немногие из приглашенных дам пожелали присоединиться к охоте на лис. Этот вид спорта считался мужским, поскольку женщины, вынужденные сидеть в седле боком, подвергались серьезной опасности. Элизабет уже несколько раз принимала участие в охоте. Готовность, с какой Баттенберны предоставили ей эту возможность, раз и навсегда пресекла все сплетни. Впрочем, Элизабет не нуждалась ни в чьем благословении. Она наслаждалась погоней, пьянящей возможностью нестись во весь опор, перепрыгивая через овраги и изгороди, и скакать по лесу, рискуя сломать шею при малейшей ошибке.

Хромая, Элизабет подошла к груму, державшему ее коня. Она давно привыкла к любопытным взглядам, сопровождавшим ее неловкое передвижение, и научилась разбираться в них. Одни смотрели на нее с жалостью, другие с восхищением, но Элизабет не видела особой разницы между тем и другим. Это были две стороны одной и той же медали, ибо являлись естественной реакцией на ее физический недостаток. Однако те, кто хорошо ее знал, не обращали на ее хромоту никакого внимания. Леди Баттенберн не потерпела бы никаких замечаний в ее адрес, а барон никогда не признавал публично, что ее возможности ограничены. Друзья, следуя их примеру, быстро переставали замечать, что Элизабет чем-то отличается от других. И она по опыту знала, что к концу двух недель пребывания в Баттенберне ее увечье будет вызывать не больше интереса, чем длина ее носа.

С помощью грума она забралась в седло и ласково потрепала по шее своего серебристого жеребца, нетерпеливо гарцевавшего на месте.

– Прекрасное животное, – одобрительно заметил Нортхэм, поравнявшись с ней. Его придирчивый взгляд прошелся по коню – от челки на лбу до кончика хвоста – и не нашел ни одного изъяна. Элизабет позабавила смесь восхищения и легкой зависти, отразившаяся на его лице. Он поднял глаза и перехватил ее взгляд, в котором плясали смешливые искорки. – Я что-то не так сказал?

Она покачала головой, продолжая молча улыбаться.

Норт озадаченно нахмурился.

– Вы уверены… – начал он.

Но его перебил виконт Саутертон, появившийся рядом.

– Ах, леди Элизабет! – воскликнул он. – Вы сегодня просто очаровательны. Поистине свежий воздух и предвкушение охоты творят чудеса с прекрасным полом. Не будет преувеличением сказать, что на ваших щечках расцвели розы.

Элизабет вспыхнула от такой беззастенчивой лести, и ее щеки действительно заалели.

– Вы очень добры.

На ней была черная амазонка, плотно облегавшая фигуру. Широкая юбка, рассчитанная на то, чтобы прикрыть перекинутую через луку седла ногу, позволяла полюбоваться стройными щиколотками, обутыми в кожаные полусапожки. Придержав жеребца, она поправила черный газовый шарф, который удерживал у нее на макушке надетую под кокетливым углом шляпку, по форме напоминающую мужской цилиндр.

– Боюсь, я произвожу удручающее впечатление на фоне этих алых оттенков.

– Чепуха, – снисходительно отмахнулся Саутертон. – Для чего, по-вашему, нужны все эти петушки, как не для того, чтобы оттенить такую прелестную курочку, как вы.

Хотя Элизабет не могла утверждать, что ей польстило сравнение с курицей, она весело рассмеялась, вдохновив лорда Саутертона на дальнейшее развитие своей мысли.

– В этом смысле мы мало чем отличаемся от пернатых, вы не находите? – спросил он. – Самцы распускают хвосты и надувают грудь, чтобы привлечь внимание самок. Думаю, именно этим руководствовались портные, изобретая фасоны охотничьих камзолов. Уверяю вас, лисицам нет никакого дела до наших плюмажей и прочих деталей туалета.

– Я вижу, вы серьезно размышляли на эту тему, – заметила Элизабет с улыбкой, покосившись на Нортхэма. Он мол чал, но было видно, что эта ситуация его искренне забавляет.

– Разумеется. – Саутертон проследил за ее взглядом. – Только не говорите, что Норт не отметил, как прелестно вы выглядите.

– Он был слишком занят – он восхищался моим Бекетом. – Услышав свое имя, жеребец переступил ногами – Его светлость изволил заметить, что это великолепное животное.

Саутертон закатил глаза, не обращая внимания на грозные взгляды, которые метал в него Норт.

– Мне следовало бы догадаться! Мало того, что он обладатель самой замечательной пары гнедых, какую мне приходилось видеть, он к тому же не пропускает ни одного аукциона в Таттерсоле. Но даже страсть к лошадям не может служить оправданием…

Тяжелый вздох Нортхэма заставил его замолчать.

– Пожалуй, мне следует извиниться, – кисло пробурчал Норт – Вас удовлетворит признание, что я искренне раскаиваюсь?