Гарем - Патриция Грассо Страница 12

Закинув голову, Эстер утолила жажду, хотя это была не вода, а ею нелюбимое вино. Выпив вина, она ощутила желание поплакать, и обильные слезы оросили девичьи щеки. Не успели они еще высохнуть, как Эстер погрузилась в глубокий сон без сновидений.

О, если б так безвредно для себя перенес свое знакомство с новой рабыней Халид-бек.

Словно закрутившийся смерч, он пронизал в ярости все перегородки и выскочил на волю из шатра. Им овладела мысль, что где-то он оступился, повел себя неправильно и исправлять ошибку уже поздно. Он громко, слишком громко, — а так не принято отдавать приказы в Оттоманской империи, — подозвал к себе доверенного Абдуллу и распорядился:

— Выставь охрану у шатра! Пусть никто не посмеет ни войти, ни выйти!

Умудренный прожитыми годами слуга почтительно склонил голову, но при этом позволил себе оскалиться в ухмылке.

— Я лягу костьми, если потребуется, чтобы неверная крошка осталась нетронутой к тому часу, когда сиятельный Халид-бек подготовится к новой битве. Однако пройтись плеткой по ее спине было бы полезно.

Халид счел ниже своего достоинства обсуждать с Абдуллой, как ему следует поступать с пленницей, хотя он уловил издевку в тоне слуги, и это ему не понравилось. Но рубить голову из-за одной потаенной ухмылки, и отправить на тот свет верного Абдуллу было бы опрометчиво. Халид предпочел сделать вид, что ничего не заметил. Твердым шагом он направился к морю.

Ритмичные удары прибоя и шипение волн, растекающихся по прибрежной, веками обточенной гальке, успокаивали Халида. А когда он поднял голову и увидел тысячи и тысячи звезд, украшающих небосвод, и полумесяц молодой луны на темно-голубом бархате ночного неба, чувство досады сменилось покоем.

Он вновь поверил в себя, в благородство и величие своих замыслов. И, ко всему прочему, убедил себя в том, что сможет овладеть маленьким и очень соблазнительным зеленоглазым сокровищем, не применяя угроз и насилия.

Молва о том, как он страшен, опережала его действия. Тысячи предполагаемых жертв трепетали и готовы были заранее расстаться с жизнью, лишь бы избежать очной встречи с ним. Но эта глупая крошка не имела представления о его кровавых подвигах. Не стоит ли с нее начать новую главу в своем жизнеописании, отказавшись от непременного насилия как способа достижения цели?

Такие крамольные мысли приходили Халиду на ум, вызванные воспоминаниями о неукротимой, взбалмошной глупышке, которая сейчас томится в его шатре. Впрочем, она, наверное, уже спит крепким сном.

Он вдруг перенесся к думам о самом себе. Будучи постоянно на вторых ролях, заслоняемый тенью старшего брата, Халид с детства пытался заслужить хотя бы похвалу от матери, чье лукавство и стремление пробудить в нем честолюбие не были для него тайной.

Едва оперившимся птенцом он добился назначения на пост командующего личной гвардией своего деда-султана, и только ради того, чтобы о нем не забывали в семье, а мать при встрече одаривала его улыбкой; приказывал своим воинам вырезать целые селения, где жители не почитали аллаха, а если и почитали, то, по мнению Халида, не столь ревностно, как требовалось, или не по тем обрядам. «Никакого милосердия к неверным!» — взывал Халид, прозванный Карающим Мечом Аллаха. А еще его называли Зверем и Султанским Псом, и он эти клички заслужил.

Впоследствии Халид жалел, что из-за неразумных его слов, вызванных лишь честолюбием, проливались реки крови. Он поклялся, что никогда в гневе не поднимет руку на женщину или ребенка. Но было уже поздно. Слава о свирепом Звере распространялась по Оттоманской империи. Никто бы не поверил, что он способен кого-то пожалеть или пощадить. Все ждали от него очередной жестокости.

Одобрение своим поступкам, которое он улавливал в глазах матери, не стоило принесенных ради этого на заклание невинных жертв. Да и ее благосклонность к младшему сыну длилась недолго. Она обвинила его в гибели брата, павшего от руки графа де Белью. Она даже издевательски заявила однажды, что ее старший сын заплатил за истинную веру жизнью, а младший отделался лишь шрамом и стал уродом.

Лучше б было Халиду не вспоминать об этом в такую чудную звездную ночь, когда неподалеку в шатре ждет его благоуханный источник наслаждений.

Бесстрашная красавица пробудила в Халиде не только похоть и любопытство, как любое новое приобретение, доставленное в гарем. Ему хотелось разобраться, какими правилами руководствуется это существо женского пола, посмевшее ему перечить и даже хвататься за его собственный ятаган, угрожая мужчине. Как истинный турок, Халид не признавал женщину за полноценного человека, но эта девушка не побоялась вступить с ним в спор. И хотя она его определенно побаивалась, но уродливый шрам на лице Халида не внушал ей такого страха и отвращения, как даже его матери.

Дикий Цветок… Неужто великий аллах позволил слуге своему Халид-беку сосредоточить мысли на подобном ничтожестве? Англичанка, нареченная невеста графа де Белью. Халид не имеет права забывать об этом. Чтобы привести свои мысли в порядок, он стал произносить вслух соответствующие стихи из Корана.

Это не помогло. Спустя два часа Халид направился обратно к шатру.

Взмахом руки он приказал стражникам скрыться с глаз и вопросительно взглянул на оставшегося на месте ближайшего своего сподвижника.

— Все тихо, — доложил Абдулла и осмелился затем высказать свое мнение: — Она копит силы для нового сражения. Ты ничем ее не образумишь, кроме как плеткой. Внемли моему совету, Халид-бек, иначе после будешь раскаиваться.

Халид неопределенно кивнул и, пригнувшись, шагнул под откинутый полог шатра. Во внутреннем покое было жарко и душно, на столе для трапезы стояла почти оплывшая до конца свеча. Халид взглянул на свернувшуюся в клубочек, мирно спящую на полу пленницу и задел слабо трепещущий огонек.

«Четвертая заповедь выполняется, — с удовлетворением отметил он. — Рабыня спит там, где ей указано, и только с позволения господина может возлечь на его ложе».

Слуги уже подготовили ложе для господина. Халид уселся на пышную гору подушек, стянул сапожки, освободился от рубахи и расстегнул пряжку на поясе шаровар. Он предвкушал удовольствие, которое получит в скором времени.

— Нет, папа, нет! — вскричала во сне Эстер, а затем тихо и очень жалостно всхлипнула.

Халиду пришлось улечься рядом с ней на полу и обнять могучими руками скорченное тело девушки. Вожделение его ушло, исчезло, вытесненное сочувствием к мучимой кошмарами пленнице. Ведь они посещают по ночам любого, будь то христианин или правоверный, и сам Халид страшился, засыпая, что они явятся к нему с визитом.

— Усни, девочка, спи спокойно, — шептал он. Она затихла, а он не покидал ее, оберегая от злого ночного духа. Принц Оттоманской империи и английская девчонка имели хоть что-то общее — по ночам обоих мучили демоны, олицетворяющие их прошлое.

Прежде чем погрузиться в сладостный покой сна, Халид запечатлел поцелуй на лбу своей рабыни, невинный и сочувственный.