Без боя не сдамся - Дина Рид Страница 12

– Не хочу, – буркнул Юра. – Ты лучше монаху своему предложи, соблазни его, как Ева Адама. Змею подогнать, чтоб ему в штаны залезла, или так справишься?

Все засмеялись, а Маша раздражённо выкрикнула:

– Да перестаньте уже! Что вы ко мне привязались?! – Она в сердцах швырнула яблоко на землю и быстрым шагом пошла вперёд.

«Не случайно мы вышли к церкви», – решила Маша. Ей вдруг показалось, что, оказавшись там, она найдет хоть один из ответов на свои вопросы, сможет почувствовать что-то, увидеть реальность другого – его мира, такого далёкого, шедшего параллельно с её собственным, но никогда не соприкасающегося.

Во дворе хозяйка развешивала бельё на верёвки, натянутые между двумя кряжистыми абрикосовыми деревьями. Маша подошла к ней:

– Лидия Семёновна, я спросить хотела…

– Спрашивай, – сказала женщина, щурясь от солнца.

– А сегодня служба будет в церкви?

– Вечерняя? Да, будет. В шесть часов.

– Спасибо, – ответила Маша, – а сейчас сколько?

– Да уже, почитай, половина.

Не говоря ни слова, Маша устремилась в домик. В поисках подходящей одежды она переворошила всю сумку, вытянув блузку с длинными рукавами и светло-голубую юбку, едва прикрывающую колени. Когда она перед зеркалом пыталась стянуть пониже джинсовую юбку, недовольно морща носик, в дом зашли подруги.

– Катюш! – взмолилась Маша. – Дай мне твой сарафанчик, а? Тот, с красными узорами.

– Бери, только ты в нём утонешь.

– Спасибо, спасибо, спасибо. – Маша кинулась на шею Кате и зацеловала её в щеки.

Та даже смутилась:

– Какая ты любвеобильная сегодня!

Маша скрылась в комнате. Когда через несколько минут она вышла во дворик, ребята её не узнали – в длинном белом сарафане с красными и чёрными фольклорными узорами поверх тонкой, как паутинка, батистовой блузки, с рыжей косой, змейкой спускающейся по плечу до самого пояса, в белых балетках, улыбающаяся, как дошкольница, она была трогательной и непривычной.

– Хорошо так, да? – сияла Маша.

Антон аж привстал:

– Не то слово! Марусь, тебе ещё платочек на голову и в сказку «Морозко».

– Ой, точно! Платочек…, а где ж его взять? – спохватилась Маша.

Вика надула губы и пренебрежительно сказала:

– Ничего хорошего! В клушу деревенскую превратилась.

– Ты завидуешь, – хихикнула Катя, – тебе, чтоб так выглядеть, надо тонну косметики нанести, а Машка сама, как цветочек. Кстати, цветочек, а ты куда намылился в таком виде? В сказку «Морозко»?

Маша покраснела:

– Да я так, пройдусь по-быстрому.

– Выйду на улицу, гляну на село? – подмигнула Катя.

Юра скептически посмотрел на Машу:

– В церковь она собралась. Раз монах на шорты не ведётся, надо его сарафаном искусить… Непонятно, что ли?

Маша закусила губу, чувствуя себя не в своей тарелке.

– Она в таком маскараде небось решила стриптиз-шоу перед попами устроить, – громко захохотала Вика. – Новая участница Пусси! ^[5] Я этого не пропущу!

– Нет, никакого маскарада, – насупилась Маша. – И уж тебя мне в провожатые точно не надо. Я сама пойду.

Катя поднялась из-за стола:

– У меня платка нет, а шарфик шифоновый могу дать.

– Дай, пожалуйста.

* * *

После вчерашнего поступка послушника к восхищению внешностью парня, к любопытству и интересу у Маши добавилось уважение. Он был иным, совсем не похожим на тех молодых людей, которые её окружали. Маше захотелось хоть что-то сделать так же, как он, стать на шажок к нему ближе.

Она зашла в полутёмное помещение церквушки, освещённой лишь маленькими пятнышками свечей и лучами солнечного света, падающими на стены из узких окошек-бойниц под куполом. Ещё неделю назад Маша сама бы посмеялась над собой, как Вика и Юра, но сейчас все её существо замерло в ожидании.

Он тоже сюда приходит, чувствует тот же сладковатый запах воска, ладана и свежеобработанного дерева, видит побеленные стены, лица святых в золотом облачении, со сверкающими нимбами над головами, слышит этот скрип половиц. Маша робко обошла залу, рассматривая иконы, и стала в центр, прямо под купол.

Вскоре пришел батюшка – тот самый, невысокий, с большим умным лбом и внимательными глазами. Маша сразу прониклась к нему симпатией, ей хотелось поклониться, как делали рядом стоящие старушки, но она смутилась и просто стояла, взволнованная, как перед первым свиданием. Появились два монаха. При виде чёрных ряс сердце заколотилось – но того, кого она так жаждала увидеть, среди них не было.

Батюшка начал читать молитвы, то переходя на речитатив, то растягивая фразы, из которых Маша могла понять только десятую часть. Какой-то проникновенный, красивый голос, от которого кожа сама покрывалась мурашками, вторил батюшке. Кто пел, Маша не видела. Она неумело крестилась и повторяла поклоны за местными женщинами, подчиняясь странной мистерии однообразных движений. Мир преображался, и она, будто в омут, ныряла в тёмные, неизвестные ей воды, чувствуя, что, наверное, в них утонет.

Служба окончилась. Маша вышла из церкви тихая, словно заколдованная, и долго смотрела на горы, вдруг показавшиеся ей совершенно другими, не замечая пристального, жгучего взгляда, жадно следящего за нею с бокового входа храма.