Прелюдия любви - Элизабет Ренье Страница 12

Ее мысли то возвращались назад, то забегали вперед. И за каждым воспоминанием о той боли, которую причинил ей Энтони, следовал сонм воспоминаний о том, как его губы касались ее щеки, о том, как его руки гладили ее волосы. В его глазах, в его улыбке была трогательная нежность. Чем он займет себя в ее отсутствие, она даже не позволяла себе думать.

Спустились сумерки. Сара дремала, положив голову на широкое плечо Берты, когда они добрались до постоялого двора, где по приказу сэра Уильяма они должны были провести ночь. Гонец, посланный вперед, чтобы сообщить Мэри об их прибытии, очевидно, по пути строго предупредил хозяина. Тот заторопился к дверям приветствовать Сару. Конюх выбежал из конюшни, в ту же минуту появился еще один слуга чтобы принять багаж. Замерзшая и уставшая, Сара с удовольствием отметила чистоту деревянного домика для постояльцев, дрова, пылающие в огромном очаге.

Стянув шляпу и плащ в спальне, которую она делила с Бертой, Сара спустилась вниз, испытывая смешанное чувство трепета и восторга перед первой трапезой, которую она должна была принять в одиночестве, на постоялом дворе. В редких путешествиях она всегда была в обществе отца, который в дороге не жалел денег ни на еду, ни на вино. К великой радости Сары, оказалось, что он и в этом случае поступил так же. Стол в маленькой уединенной комнатке был накрыт, и горничная стояла наготове, дожидаясь ее. Сара испытала внезапный прилив нежности к отцу, продумавшему все до мелочей.

После ужина Сара попросила погасить свечи, села на скамью с высокой спинкой прямо перед огнем, расслабилась и задремала. Вдруг она услышала торопливые шаги во дворе и возбужденные голоса в передней. Дверь отворилась, вошла женщина и остановилась у очага. Стянув перчатки, она протянула обе руки к огню.

Сара стряхнула с себя дремоту и с интересом посмотрела на незнакомку. Высокая, элегантно одетая. На женщине было темно-красное дорожное платье и плащ. Маленькая бархатная шляпка надвинута на широкий чистый лоб. Черные волосы стянуты в узел на затылке. Отблески огня играли на ее высоких скулах, оттеняя длинные темные ресницы и пухлую нижнюю губу. На вид ей было лет двадцать с небольшим, и она производила впечатление самоуверенной особы.

Полено в камине опасно наклонилось вперед. Сара потянулась за щипцами, чтобы поправить его.

— Прошу меня простить! — вскрикнула женщина, пораженная присутствием девушки. — Я не подозревала, что здесь кто-то есть, а скамья почти полностью скрыла вас. Вероятно, мне следует извиниться за вторжение, но эту комнату обычно держат специально для нас.

— Я полагаю, она была заказана для меня, — ответила ей Сара. — Но в конце концов, какое это имеет значение?

— Как вы добры. Мы задержались на дороге, иначе были бы здесь гораздо раньше. Вы одна?

— Да, со мной лишь моя горничная.

Голос незнакомки был низким и звучал словно музыка.

— Мы с братом — он хирург — по дороге сюда наткнулись на мальчишку, который, охотясь за птичьими гнездами, упал с дерева и сломал ногу. Эдвард не мог успокоиться, пока не довез его до дому, а это примерно миля по ужасной узкой тропинке. Потом он выправил парню ногу, пустил ему кровь и еще некоторое время побыл с ним. И конечно же не взял за лечение ни пенни. Неудивительно, что он беден как церковная мышь. — Она улыбнулась, глядя на Сару. — Вы не будете возражать против его присутствия?

Сара улыбнулась ей в ответ:

— Я рада разделить эту комнату с вами обоими. По правде говоря, огонь нагоняет на меня сон, и я собираюсь покинуть вас и отправиться спать.

Раздался стук в дверь, и женщина немедленно отозвалась:

— Войдите, — и тут же повернулась к Саре: — Прошу меня простить, я забыла, что здесь распоряжения отдаете вы.

В дверях стоял слуга в голубой ливрее. Отблески пламени осветили черные руки, белые зубы и черные, влажные глаза. У Сары от неожиданности перехватило дыхание.

Негр сказал:

— Доктор Трехерн спрашивает, не внести ли в комнату кожаную шкатулку, сударыня?

— Да, Джозеф, будьте так добры. Я поставлю ее рядом с кроватью. В ней находятся очень важные документы.

Слуга поклонился:

— Я сейчас же принесу ее, сударыня.

— Одну минуту, Джозеф. — Женщина повернулась к Саре: — Не будете ли вы возражать, если я попрошу его зажечь для нас свечи?

Негр подошел ближе, нашел огарок и поднес его к свечам на столе. Готовый зажечь одну из свечей на каминной полке, рядом с которой сидела Сара, он взглянул на нее. Глаза слуги расширились. Сара прочла в них тревогу, а потом и неприкрытый страх. Когда негр протягивал огарок, его пальцы дрожали. Он торопливо зажег последнюю свечу и бросился прочь из комнаты.

Незнакомка, сбросив плащ, устроилась на скамье напротив. А потом между прочим уронила:

— Мой слуга, похоже, узнал вас.

— Думаю, он мог видеть меня раньше.

— Вероятно, в Лондоне?

— Да. В Лондоне.

— И вы его сразу узнали? Не всегда легко отличить одного негра от другого.

— У меня были причины, чтобы его запомнить. Кроме того, вы назвали его Джозеф.

Женщина прикусила губу.

— Это было легкомыслием с моей стороны. Но я едва могла подумать, что на таком расстоянии от Лондона… Мы даже не представились. Мое имя — Трехерн, Дебора Трехерн. А ваше?

— Сара Торренс. Я — дочь сэра Уильяма Торренса.

Ее спутница издала сдавленный вскрик, который мгновенно подавила. Она всплеснула руками, потом положила их на колени.

— Я поняла. Конечно же это было на балу в честь вашей помолвки — именно там вы видели Джозефа? Простите, если я кажусь вам дерзкой, мисс Торренс, но могу я спросить вас, разделяете ли вы взгляды вашего отца?

— В отношении чего?

— Верите ли вы, что Джозеф, будучи крещен в этой стране, имеющий двух джентльменов в качестве крестных, должен, тем не менее, считаться собственностью его бывшего хозяина? И что его в самом деле следовало бы взять силой и отправить на плантации в Вест-Индию?

— Я… У меня еще нет мнения по этому вопросу, — нерешительно произнесла Сара. — В тот раз я просто не хотела, чтобы его избили, и всей душой была на стороне мистера Данси, который защитил его.

Мисс Трехерн немного расслабилась.

— Тогда могу ли я просить вас никому не сообщать информацию, которая может привести к поимке Джозефа, к его возвращению в неволю?

— Зачем мне это? Это не мое дело. Кроме того, мистер Данси в свое время ясно объяснил, что Джозеф в самом деле — свободный человек.

— Криспин думает, что он свободен. Так же думаем я и мой брат. Но ваш отец не согласился бы с этим.

— Но ведь, несомненно, имеются какие-то официальные правила на этот счет?

— Все очень запутанно. Человек зачастую может трактовать закон в собственных интересах, в особенности если за ним стоят власть имущие.