Все дело в платье - Татьяна Веденская Страница 12

– И куда ты направляешься, скажи на милость! – на этот раз голос был совершенно четким и ясным.

– Николай? – пробормотала Маша, озираясь по сторонам. Через секунду или две, к ее изумлению, возник Гончаров собственной персоной. – Откуда ты тут взялся?

– Допустим, из машины, – сухо ответил он, и в темноте его глаза опасно блеснули. – Гораздо интереснее то, что ты делаешь тут одна посреди ночи. И в таком состоянии.

– Я иду домой! – громко заявила Маша. – Я ни в каком таком состоянии.

– Это я уже заметил. Ни в каком таком состоянии ты не должна ходить по улице одна даже днем. Где ты была?

– Какая разница? – возмутилась Маша. – А ты? Где ты был?

– В каком смысле? Я работал, был в офисе. Маша, если ты мне немедленно не объяснишь, где ты была, то я… то я…

– Что ты? Еще больше НЕ будешь мне звонить? Снова сделаешь вид, что меня не существует? – и Маша фыркнула, развернулась и направилась в сторону дома.

– Ты отключила телефон! Что я должен был думать? Может быть, ты была с кем-то и не хотела, чтобы я тебе помешал? – Николай схватил Машу за рукав ее тонкой ветровки в белый горошек, но Маша вырвалась и повернулась к нему.

– Я отключила телефон, потому что больше не могла этого терпеть.

– Терпеть чего? – прорычал он. – Это не ты, а я тут торчу уже третий час. Тебя не было дома до часу ночи. Это нормально?

– У меня есть алиби! – выпалила Маша. – Я была главной мафиози. И еще доктором. И комиссаром. А, чего тебе объяснять!

– Что? – Гончаров стоял, буквально поверженный объяснением, которое ему дала Маша. – Я не понял ни слова. Какое, к черту, алиби?

– Я играла в «Мафию» с друзьями. Мы собираемся по четвергам в одном кафе. Не каждую неделю, – последнее Маша сказала извиняющимся тоном, хотя до этого она и обещала себе больше ни за что не спрашивать ни у кого ни на что разрешения. И ничьих больше звонков не ждать.

– Что это? Что это за «Мафия»? – нахмурился Николай.

– Господи, только не говори мне, что не знаешь, что такое «Мафия»! – воскликнула Маша, широко взмахнув обеими руками. Николай Гончаров таращился на Машу в полнейшем непонимании.

– Поверь мне, Машенька, я знаю, что такое мафия. Даже больше, чем я хотел бы знать. Я пережил наезд люберецкой братвы в середине девяностых и, между прочим, могу сказать, с этим не шутят и не играют.

– Господи, Николай, о чем ты? – теперь уже Маша таращилась на него. – Я об игре в «Мафию». Ну как же? Город засыпает, просыпается Дон Корлеоне.

– Так, я понимаю, что нормального объяснения я не получу, верно? – нахмурился он.

– Да это оно и есть! – всплеснула руками Маша.

– Ты была с Робертом? Просто признайся, что ты все еще любишь его, и мы покончим со всем раз и навсегда, – выпалил Николай зло, а его пальцы больно сжали Машино предплечье. Так, что она даже вскрикнула.

– Роберт? При чем здесь Роберт-то?

– Я видел вас сегодня. Ты с ним провела почти час в шоу-рум! – в голосе Гончарова отчетливо зазвучала боль.

– А я думала, ты нас не видел, – растерянно добавила Маша и, только сказав, поняла, как нелепо прозвучала эта фраза. – В смысле, я не знала, что… В общем…

– Хватит, Маша.

– Послушай, ты на меня из-за Роберта разозлился? – внезапно дошло до Маши. – Боже мой, из-за Роберта. Это просто смешно!

– Не знаю, не знаю, – съязвил Николай. – У нас с тобой очень разное чувство юмора.

– Ты решил, что я изменяю тебе с Робертом? В шоу-рум?

– Я решил, что ты изменяешь мне с Робертом все последние три часа! – рявкнул Николай. – Выпиваешь к тому же.

– Да это все Степка со своей Пина коладой! – возмутилась Маша. Странным образом при упоминании имени Степочки выражение лица Николая смягчилось, и он посмотрел на Машу добрее.

– Так где тебя носило, Маша? – спросил он еще раз. – Что это за игры в «Мафию!?

– Я просто поверить не могу, что ты не знаешь этой игры.

– Нет, – сухо кивнул он. – Только то, какие проблемы бывают от настоящей.

– Это просто такая игра, – рассмеялась Маша. – В нее играют от восьми до пятнадцати человек.

– А вас сколько было? – поинтересовался Николай куда более мягким тоном. Он вдруг заметил, что от ночного холода Машу бьет мелкая дрожь. Он взял ее руки в свои ладони и сжал их вместе. – Ты совсем замерзла, а?

– Есть немного. Я думала, будет теплее. Когда я выходила…

– Когда ты выходила, в тебе говорила Пина колада. Так сколько вас было?

– Ты мне веришь, да? – обрадовалась Маша. – Сегодня нас было тринадцать. Вообще должно было быть двенадцать, но приперся Ромка. Хотя до пятнадцати человек играть можно, просто больше ролей вводится. Доктор, священник, можно еще проститутку добавить.

– Проститутку? Надеюсь, ты не была проституткой. Мне не нравится эта игра.

– О, какие глупости. Во-первых, сегодня проститутки не было. Это уже когда совсем много народу. А потом, проститутка просто ночью кого-нибудь спасает.

– Признаюсь честно, Маша, ты не проясняешь вещи, а скорее запутываешь их еще больше. Проститутки никого никогда еще не спасали. Ни ночью, ни днем.

– Николай!

– Ладно-ладно! Зачем ты телефон отключила?

Гончаров поднес Машины ладони к своим губам и поцеловал кончики пальцев. Маша почувствовала себя одновременно и счастливой, и безумно усталой.

– Чтобы не ждать твоего звонка, – прошептала она после долгой паузы. Когда они с Николаем смотрели друг другу в глаза, с Машей происходило что-то необъяснимое, как будто она попадала на самый пик горы Эверест, и дыхание заходилось от восторга и отсутствия кислорода, и становилось страшно до жути и хорошо до ужаса. И хотелось смотреть, не отрываясь, часами. Гончаров не сводил с Маши глаз, но вдруг он отпустил ее руки и обхватил ее за талию, притянув к себе. Его губы прикоснулись к ее губам. Он умел целоваться так, что Маша чувствовала полный паралич воли. Движения его губ, его языка околдовывали, и она теряла голову, почти теряла сознание, ощущая трепет в каждой клетке. Дрожала, как лист, но не могла понять, от холода или от жара.

– Я хотел позвонить. Я так злился на тебя. Почему вы сидели в шоу-рум так долго? О чем вы говорили?

– Мы… – Маша раскрыла глаза, моментально протрезвев. Николай ничего не знает о том, как Роберт подставил Машу, стерев все файлы из ее компьютера. И о проекте Аделы Юханнсон тоже ничего не знает. Если она скажет хоть слово, Николай уничтожит Роберта навсегда. Маша не знала почему, но она точно не хотела этого.

– Что – вы? – Николай сжал губами нижнюю губку, заставив Машу вскрикнуть. – Укушу, слышишь?

– Роберт хотел посмотреть, как идет строительство, и я все ему показывала, – Маша постаралась вложить в голос столько безразличия, сколько в ней было. Самое обидное, ей ведь не было совершенно никакого дела до Роберта Левинского. Она больше ничего не чувствовала к нему, кроме сочувствия. Но она не могла открыть этого Николаю, не открывая всего остального.