В атмосфере любви - Карен Темплтон-Берджер Страница 12

— Спасибо, с удовольствием.

Произнеся за него и себя этот диалог, она потопала ботинками о коврик, стряхивая снег, и проскользнула мимо него в крошечную прихожую. Два быстрых движения рук в перчатках, и облачко снега слетело с ее плеч на пол. После этого она сняла свою чудовищную шляпу и повесила на вешалку у двери.

— Я замерзла, — сказала Гвин. — Чай у тебя есть?

— Травяной или… — К удивлению Алека, у него пропал голос. Он откашлялся и начал снова: — Травяной или обычный?

— Главное, чтобы горячий.

Чувствуя легкое головокружение, он поспешно нырнул в маленькую, но хорошо оборудованную кухню, отделенную от гостиной высоким узким столом-стойкой.

— Сейчас будет готов.

Сняв с себя пончеподобное облачение, которое по виду напоминало скорее тряпичный коврик для прихожей, Гвин стряхнула с него снег и повесила на спинку стула. Затем прошла на середину комнаты. На ней был тот же самый свитер в крупную резинку, в котором она приехала, но Алек только сейчас заметил, что по размеру он скорее подошел бы баскетболисту Майклу Джордану. Во всяком случае, Гвин он доходил почти до колен.

— Я только что закончила распаковывать вещи. Должно быть, за последний час температура упала градусов на пятнадцать.

Алек поставил чашку с водой в микроволновку.

— Между этими двумя предложениями есть связь?

Она показала ему язык, затем принялась оглядывать комнату, уперев руки в бока ладонями назад и скрестив ноги, одну перед другой. Искусственная поза, как у фотомодели. Алек вдруг понял, что она «играет роль» с того самого момента, как он открыл ей дверь. Пытается что-то изобразить. Но почему?

— Да, Алек, — заметила Гвин, не глядя на него, — у тебя больше книг, чем это можно представить.

— Профессиональная вредность преподавания английской литературы, Сверчок, — сказал он, протягивая ей через стойку чашку с чаем. — Эти британцы были очень плодовиты.

Чтобы не расплескать чай, она взяла чашку обеими руками, коснувшись при этом его руки. Вскинула на него глаза — так ему показалось — и отвела их прочь. Потом взобралась на высокий табурет с противоположной стороны стола, сделала глоток чая и состроила на лице гримасу.

— Слишком крепкий?

— Что? Нет, чай замечательный. Я о преподавании. — Она покачала головой и подперла ладонью подбородок. — Должно быть, ужасно каждый день учить этих балбесов.

— «Эти балбесы» всего лишь на десять лет моложе тебя, — напомнил он. — Большинство из них как раз начинают строить планы на будущее, как ты когда-то.

Он наклонился к ней через стол, достаточно близко, чтобы почувствовать запах мороза, все еще идущий от нее, и аромат кремового мыла. От нее всегда так пахло в зимний сезон, с самого детства — он убеждался в этом каждую зиму, за исключением последних четырех лет.

Алек отпрянул, слишком быстро, и то, что он собирался сказать, утонуло в волне чувства, которое он не был готов назвать по имени. Гвин подняла на него взгляд — вопросительный взгляд, затем соскользнула с табуретки, взяла чашку и подошла к книжному шкафу. Серая кошка спрыгнула со стола и принялась тереться о ее ноги. Гвин лениво провела пальцем по корешкам книг.

— Расскажи мне про Поппи, — сказала она.

Вот оно что. Она пришла к нему, чтобы поговорить о дедушке. Алек ожидал этого и даже хотел, чтобы именно это было причиной ее визита. Тогда почему его вдруг охватило странное разочарование?

— Что именно? — спросил он.

Гвин вздохнула, подпрыгнув, села на подоконник и скрестила длинные ноги.

— Он изменился, — сказала она, болтая ногой.

— Ты заметила?

Из-за кухонной стойки Алек намеренно решил не выходить.

— Такое невозможно не заметить. — Она сделала глоток чая. — Это как день и ночь. Я пошла к нему, ожидая обычной стычки, но ничего подобного не произошло.

— Ты хочешь сказать, что вы с ним были в одной комнате — и не ссорились?

— Ну… не совсем так. — Она улыбнулась, потом снова посерьезнела. — Но это все равно что ожидать взрыва бомбы, а вместо этого услышать хлопушку. Что произошло? Если ты знаешь, конечно.

Он знал. Но не был уверен в том, хочет ли она узнать всю правду.

— Отчасти это из-за сломанной ноги, — начал он с самого безопасного предмета. — Он не привык сидеть в четырех стенах, и это сводит его с ума. И с самой первой недели в гипсе он начал сводить с ума всех остальных. Но на самом деле те изменения, о которых ты говоришь, начались задолго до этого.

Гвин снова отхлебнула чай и уставилась в чашку.

— Ты хочешь сказать, после… смерти Наны?

— Да.

Она встала, снова подошла к книжному шкафу и склонила набок голову, чтобы прочитать заглавия на корешках.

— А еще что?

— Почему ты думаешь, что есть что-то еще?

Она посмотрела на него и рассмеялась.

— Потому что ты не способен ничего скрывать.

Алек подошел ближе. Он остановился в нескольких шагах от нее — чтобы не чувствовать запаха, — прислонился спиной к шкафу и скрестил на груди руки.

— Хорошо, Гвин. Ты хочешь правду? — Она кивнула. — Все очень просто. Твой дедушка стар, одинок и чувствует себя брошенным. — Он поднял руку, останавливая ее возражения. — Мы с Мэгги не родня ему, как бы близки мы с ним ни были. Ты единственная, кто у него остался, и Ангус с трудом пережил твой отъезд в Нью-Йорк. Он ничего никому не сказал, но упал духом. — Их глаза встретились на несколько секунд, но Алек не смог понять ее взгляда. Он вздохнул, борясь с желанием потрепать ее по щеке. — Ты сама спросила.

Она вдруг резко наклонилась к нижней полке шкафа.

— У тебя тут есть кое-что, что я бы хотела прочесть. — Она вытащила биографию Бетт Дэвис. — Могу я ее взять?

С Гвин всегда так, подумал Алек. Если ей не нравится разговор, она просто меняет тему. Ну и ладно. Он и так дал ей достаточно пищи для размышлений.

— Конечно.

Она плюхнулась в кресло, совсем как это делала девчонкой, и поворчала немного, когда к ней на колени запрыгнула кошка. Слишком худая для своего роста, она выглядела, пожалуй, старше своих лет — из-за этого разочарованного выражения, которое появилось в угловатых чертах ее лица.

Кошка и девушка поерзали, устраиваясь поудобнее, потом Гвин открыла книгу, положив ее кошке на спину, и начала читать. Алек наблюдал за ней, пытаясь понять, что он чувствует и что он должен чувствовать. И что от него хочет Гвин.

Он всегда был ее защитником. Поскольку ее бабушка и дедушка были все время заняты с гостиницей, он часто оказывался тем единственным, кто вытирал ее слезы, заклеивал пластырем поцарапанные коленки и выслушивал сбивчивые рассказы о школьных обидах и первых увлечениях.