Все возможно - Салли Боумен Страница 12

— Как только я получу уведомление, я сразу же вылечу в Алабаму.

— Зря вы это затеяли, Элен, — мягко проговорил Гулд. — Поверьте мне, разговор вам предстоит не из приятных. Лучше, если вы доверите это дело профессионалу.

— Нет, я хочу все сделать сама.

Гулд вздохнул. Он знал, что, когда она говорила таким тоном, спорить с ней было бесполезно.

Вечером следующего дня Элен получила уведомление о банкротстве майора Калверта. Она держала его в руках и ждала, когда же к ней вернутся ненависть и торжество, о которых она мечтала все эти годы, но в душе у нее было по-прежнему холодно и пусто.

Все шло так, как она задумала. Самолет прибыл точно по расписанию. Черный «Кадиллак», заказанный на имя миссис Синклер, был доставлен вовремя и ждал ее в аэропорту Монтгомери.

Она выбрала «Кадиллак» специально для Неда Калверта, но, не успев выйти из аэровокзала, поняла, что совершила ошибку. Одинокая женщина в джинсах и легкой косынке за рулем роскошной машины — такое зрелище в аэропорту Монтгомери наблюдали не часто. Она почувствовала, что любопытных взглядов не избежать, и оказалась права. Оформление документов заняло гораздо больше времени, чем требовалось для такой простой процедуры. К счастью, она вовремя вспомнила об актерской выучке и постаралась так изменить голос и походку, что, когда спустя десять минут наконец отъехала от стоянки, ни один человек в аэропорту ее не узнал.

Маршрут был тоже продуман ею заранее. Прежде всего она наведалась в ресторан Говарда Джонсона, в котором они с Билли отмечали ее пятнадцатилетие, потом отправилась в новый район, куда, по сведениям Касси, переехала Присцилла-Энн со своими тремя детьми. Дейлу Гаррету в конце концов надоело ее обманывать, и он сменил ее на товар поновей.

Она остановилась в самом начале улицы, невдалеке от дома, где жила Присцилла-Энн. Улица называлась Белла-Виста-драйв и была сплошь застроена аккуратными кирпичными домиками, похожими друг на друга, как близнецы. Типичные дома представителей среднего класса: ухоженный газон, гараж, навес для машины, ставни, сияющие ослепительной белой краской. Кое-где к домам были пристроены уродливые и претенциозные веранды с колоннами, которые, по мысли владельцев, должны были придавать зданию вид богатой усадьбы, а на самом деле лишали его последней привлекательности.

Глядя на длинный ряд однообразных построек и зеленые полосы газонов, рассеченные короткими подъездными дорожками, Элен подумала, что для Присциллы-Энн, с ее провинциальной тоской и стремлением быть не хуже людей, этот район, наверное, представляется символом преуспеяния.

Постояв немного, она развернула машину и двинулась по направлению к Оранджбергу. Вскоре бесчисленные заправочные станции и пункты проката подержанных машин остались позади; по обеим сторонам дороги потянулись широкие, ровные поля. Шоссе незаметно опустело, дома попадались все реже и реже. Весна только началась, и воздух был еще мягкий и нежаркий. Над головой расстилалось чистое белесое небо. Не доезжая двух миль до Оранджберга, Элен притормозила. Прежде чем встречаться с Недом Калвертом, она хотела заехать на кладбище. Через некоторое время впереди показалась длинная ограда с торчащими над ней кронами тополей. Кладбище было довольно большим, так как на нем хоронили не только жителей Оранджберга и Мэйбери, но и обитателей окрестных поселков. Элен подъехала к воротам и вышла из машины. Солнечные лучи ласково скользнули по ее щеке. На кладбище не было ни души.

Она медленно двинулась по аллее между рядами крестов и могильных плит с возвышающимися над ними кое-где фигурами скорбящих ангелов. За ее спиной, поднимая тучи пыли, проехал автобус из Монтгомери. На могиле Вайолет стояла плита из серого мрамора, которую Элен заказала несколько лет назад и на которую с тех пор так ни разу и не взглянула. На плите была выбита лаконичная надпись: «Вайолет Дженнифер Калверт. Родилась в Англии в 1919 году. Умерла в Америке в 1959 году».

Элен задумчиво перечитала надпись. Сорок лет. Когда она заказывала плиту, она была уверена, что на ней должна стоять девичья фамилия матери, а не та, которую она получила от мужа, давно сделавшегося для нее чужим. Но сейчас она вдруг усомнилась в правильности своего решения. Мать никогда не отказывалась от фамилии Крейг, возможно, она нравилась ей больше, чем фамилия Калверт. А может быть, она предпочла бы, чтобы на плите стоял ее сценический псевдоним — Фортескью… Теперь об этом оставалось только гадать. Элен опустилась на колени и медленно провела рукой по упругому, сочному травяному ковру. Потом поднялась, постояла некоторое время, чувствуя, как солнце припекает затылок, и отправилась искать могилу Билли.

Она долго плутала по кладбищу и в конце концов, отчаявшись, уже собралась уходить, когда вдруг обнаружила ее в самом углу, на неухоженном бугристом участке, заросшем плющом и ежевикой, — простой земляной холмик с деревянным крестом и выцветшей на солнце надписью. Рядом виднелась могила Тэннера-старшего, а чуть подальше — могила последнего из детей, появившегося на свет через год после смерти Билли. Взглянув на надпись, Элен увидела, что его тоже звали Уильямом и что он умер, не прожив и трех месяцев.

В проходе между могилами стояла пустая банка из-под кофе с высохшим букетиком бессмертников, похожим на пучок соломы. Элен шагнула вперед и сердито отодвинула ногой побег ежевики, стелющийся по земле. Она чувствовала, что ее переполняет бессильная, мучительная злоба. Она пыталась убедить себя, что эта злоба адресована Неду Калверту, но в глубине души понимала, что дело вовсе не в нем. Причина была гораздо глубже и серьезней. Она негодовала на бога, в которого не верила, на бренность и бессмысленность человеческой жизни — такой короткой и такой безрадостной.

Ощущение несправедливости было настолько сильным, что на минуту заслонило от нее все остальное. Возвращение в Оранджберг вдруг показалось ей лишенным всякого смысла. Она поняла, что планы, которые она лелеяла на протяжении пяти лет, отдавая этому все свои душевные силы, на самом деле были мелкими и ничтожными. Теперь она даже не была уверена, что Билли и мать одобрили бы их.

Она постояла, задумчиво глядя на могилы, потом резко повернулась и, спотыкаясь на неровной, ухабистой почве, побрела к машине. На окраине Оранджберга она свернула на пустырь, остановила «Кадиллак» и переоделась. Затем быстро, по-актерски, накрасилась, причесалась и, нигде больше не останавливаясь, поехала в город.

Миновав заправочную станцию и новый мотель, она выехала на Главную улицу. За окном замелькали знакомые картины: бывший салон Касси, аптека Мерва Питерса, бакалейная лавка, магазин скобяных товаров, женщины с хозяйственными сумками, снующие от двери к двери, мужчины, болтающие о чем-то на углу, шеренга дешевых забегаловок, баптистская церковь, развилка двух дорог.

Когда-то это составляло для нее целый мир. Теперь же и сам городок, и дома, и люди казались ей какими-то маленькими, серыми, скучными. Она подъехала к тому месту, где был убит Билли, и тут к ней неожиданно вернулась ненависть — ненависть к Неду Калверту и к его приятелям, которые сидели в тот день с ним в машине; ненависть к этому богом забытому городку и к его обитателям, упрямо цеплявшимся за свои ветхие убеждения; ненависть к Югу и южанам, ненависть к себе самой, ибо она тоже была частью этого мира, она тоже ощущала над собой его власть. И она знала, что не избавится от этой власти до тех пор, пока не совершит то, что задумала.