Прости за все - Татьяна Бочарова Страница 12

Верина рука невольно потянулась к туго закрепленному шпильками пучку и, дрогнув, замерла на полпути. Рустам поставил пиалу на стол, густые, черные брови его чуть сдвинулись.

– У вас красивые волосы, Вера.

– Я знаю. – Она уже смотрела на него, не отрываясь, и ей было легко, так легко, будто невидимая энергия наполнила все ее тело, сделав его почти невесомым и волшебно послушным.

– Вы пейте чай. – Он улыбнулся.

– Я пью.

Колеса выстукивали венский вальс. Тарам, тарам, тарам, там-там, трам, тарам, тарам, там-там…Как хорошо было бы сейчас немного потанцевать. Совсем немного, чуть-чуть.

Но ведь это же бред! Что в нем такого, в этом большом, как медведь, мужчине? Он просто попутчик, обычный сосед по купе. Разве никогда раньше она не ездила в поездах?…

– Вы замужем? – без всякого перехода спросил Рустам.

– Да, замужем, – поспешно проговорила Вера.

– А кольцо? Почему не носите?

– Оно мешает на работе. Я же всегда в перчатках, растворы, химикаты. – Вера почувствовала неловкость и опустила глаза.

– А не на работе? – спокойно поинтересовался Рустам.

– Я привыкла без кольца, – сказала она тверже.

Он понимающе кивнул.

– А я вот привык с кольцом. Шестнадцать лет женат.

– И дети есть? – тихо спросила Вера.

– Три дочери. Старшей весной будет пятнадцать. А младшая нынче пошла в школу.

– Вы счастливчик. – Вера улыбнулась, а сердце ее болезненно кольнуло.

– Согласен, я счастливый человек, – просто проговорил Рустам.

Вере показалось, он каким-то невероятным образом знает, что сейчас творится у нее внутри. Голос его стал мягче, словно бы участливее.

– Ну, а у вас есть дети?

Она покачала головой.

– Нет? Да это не беда, будут еще. – Рустам наклонился к Вере через стол, заглянул ей в лицо. – Честное слово, вот увидите. Вы еще такая молодая.

– Мне уже тридцать, – отчего-то шепотом проговорила Вера и моргнула, прогоняя слезы.

– Тридцать! Вот нашла, чем удивить! – Он добродушно усмехнулся. Потом поднялся и пересел к ней. Положил на плечо свою громадную, тяжелую ладонь.

Вере стало так хорошо и спокойно, как не было никогда в жизни. Она почувствовала себя защищенной ото всех бед и напастей, от всего, что может расстроить и огорчить. От его рук шло тепло, не горячий жар желания, а ровное, дружеское тепло, дающее чувство уверенности и надежности. Ей ничего не нужно было, лишь бы сидеть так, как можно дольше, хоть всю жизнь.

– Глупышка, – ласково сказал Рустам, приблизив губы к вериному уху. – Разве же это возраст? У тебя еще все впереди. Поняла?

Она кивнула и вздохнула судорожно, подавляя окончательно все еще стоящий в горле комок.

– У тебя обязательно будет малыш. – Рустам погладил Веру по голове и слегка отстранился от нее. – Ничего, что я на «ты»? Не обиделась? Ты ж для меня все одно, как и Алсушка – кызым.

– А что такое кызым?

– По-татарски значит девочка, дочка. Мне-то уже сорок семь стукнуло, по сравнению с вами я старик.

– Какой же вы старик! – вырвалось у Веры невольно и оттого слишком горячо. Тут же она почувствовала, как загорелись мочки ушей.

Рустам улыбнулся, блеснув зубами, глаза его весело сощурились.

– Стало быть, ничего еще? Могу понравиться молоденькой?

В тоне его отчетливо слышалась хитреца – разумеется, он прекрасно знал, какое производит впечатление на женщин.

– Можете! – Вера тоже закокетничала, лукаво опустила ресницы, надула и без того пухлые губки.

– Ну хорошо, хорошо. – Рустам снял руку с ее плеча и, вернувшись на свое место, принялся допивать чай.

Вера была разочарована. Ей хотелось, чтобы он по-прежнему сидел рядом и обнимал ее.

Они еще поговорили о том, о сем. Выяснилось, что Рустам работает на заводе, руководит конструкторским бюро. Что в Москве он бывает чуть ли не ежемесячно, но сходить никуда не успевает, потому что завален делами.

– Все мечтаю попасть в Большой, на балет. Мы с женой лет десять назад смотрели «Лебединое озеро», красота! – сказал Рустам и звучно цокнул языком.

Вера, в свою очередь, рассказала ему о лаборатории, Кобзе и их проекте с растворителем. Почему-то о Мите ей говорить не хотелось, хотя Рустам несколько раз спросил ее, чем занимается муж. Она ответила односложно: «Он литератор», и постаралась перевести беседу в другое русло.

Чайник давно опустел, за окном была озаряемая лишь фонарями непроглядная мгла. В соседнем купе, наконец, угомонились, и только изредка раздавался тоненький девичий смех.

Вера боялась смотреть на часы. Наверняка, время заполночь, пора ложиться, рано утром поезд прибудет на вокзал, и сразу надо будет ехать в институт, разбираться с материалами. Но как ляжешь, если прервется этот драгоценный, на вес золота разговор? Ведь им и быть-то осталось вместе меньше десяти часов.

Она ждала, чтобы Рустам подал какой-нибудь знак. Она не понимала, нравится ли ему так же, как он ей. Или он просто привык любезничать с женщинами, решил убить время в дороге?

– Верочка, вы не устали? Вон, глазки слипаются. Я вас совсем заговорил. Стелитесь и на боковую. – Он встал и вышел из купе.

У нее сердце запрыгало в груди. Он хочет ее! Хочет! Сейчас она ляжет, он войдет. Залезет к ней под одеяло, обнимет своими горячим, медвежьими лапами. И…Митя, господи, как же Митя? Ведь еще сегодня утром она любила его. Что за чушь, почему «любила»? И сейчас любит. Он ее муж, а это кто? Посторонний чужак, счастливо женатый, о жене говорит с нежностью: «Она у меня хозяюшка, целый день у плиты. Пироги печь мастерица».

Обо всем этом Вера думала, дрожащими руками расстилала влажную простыню, засовывая в наволочку тощую поездную подушку, вынимая шпильку за шпилькой из тугого пучка. В глубине души она уже знала ответ на все тревожащие ее вопросы. Пусть чужой, пусть женатый, пусть какой угодно. Она будет с ним, даже если после этого ее сбросят с моста в реку.

Она наспех сняла макияж и легла, натянув до подбородка одеяло.

– Рустам! Можете заходить.

Он показался в дверях.

– Все уже спят. Даже наша Алсушка.

Вера наконец глянула на часы: они показывали половину третьего.

Рустам быстро и ловко управлялся с постелью.

– Ну все, спокойной ночи. – Он щелкнул выключателем и погасил тускло светивший ночник. Верхний свет вырубили давным-давно.

Вера зажмурилась, вся превратившись в ожидание. В темноте слышался легкий шорох и скрип.

– Спокойной ночи, – повторил Рустам.