Тринадцатый пророк - Елена Гайворонская Страница 12

А спектакль разворачивался.

Подползла сгорбленная старушонка. Одной высохшей ручонкой оперлась на самодельную клюку, другой поймала запястье проповедника и припала к нему сморщенным личиком. У меня нехорошо засосало внутри. Я вообще не выношу аферистов, но надувать глупых девиц, обкуренных придурков и богатых лохов – куда ни шло, а облапошивать беспомощных доверчивых стариков – совсем другое. Такие игры мне совсем не по вкусу. Мне ужасно захотелось подойти к этому «равви» и засветить промеж глаз, даже ладони зачесались.

Проповедник обнял старуху за плечи, на мгновенье воздел глаза и ладони к небу, а затем легко коснулся горба на спине. На миг воцарилась оглушающая тишина. Только «Трр» – надсадно затрещала неведомая птица. Старуха начала медленно разгибаться – и разгибалась, пока не выпрямилась, сделавшись ростом почти с самого «равви». Я зажмурился, потом потёр глаза. Горб исчез. Может, его и не было вовсе? Бабку скрутил радикулит? Или… Нехорошая догадка заворочалась в мозгу: все они из одной шайки. Ну, дела! А я-то старой карге посочувствовал! Хорошо организовано шоу, нечего сказать. Аферисты.

И в тот момент увидел своего маленького знакомца. Он уже стоял подле парня, и его мать что-то быстро и горячо говорила, молитвенно сложив ладони на груди, чёрные глаза лихорадочно блестели в ожидании неведомого чуда. Мальчик тоже смотрел на проповедника, но, скорее, с интересом. Украдкой он потрогал его пояс и, найдя меня взглядом, заговорщицки подмигнул. Этого я не мог вынести. Закричал, чтобы прекратили это шарлатанство, что за такие дела надо за решётку, что бессовестно обманывать детей… Я много чего орал, но все лишь смотрели на меня с недоумением, непониманием, и, пожимая плечами, отворачивались. Впервые я пожалел, что языками не владею. Может, ему просто морду набить?

Проповедник улыбнулся, потрепал мальчишку по волосам, а затем, нагнувшись, принялся обследовать его больную ногу, как это делает врач. А потом, распрямившись, приподнял малыша и снова поставил на землю. Мальчик топнул ногой. Ещё и ещё. Сделал несколько неверных шагов, удивлённо покосившись на мать, застывшую бледным изваянием. И вдруг побежал вприпрыжку, петляя вокруг собравшихся, хохоча заливисто и звонко. Следом завизжала мать, раскрасневшись, подпрыгивая и хлопая в ладоши, как девчонка, и я с изумлением обнаружил, что она вовсе не стара, как мне показалось это вначале, и даже очень привлекательна. Мальчик очутился подле меня, задрал вверх рубашонку, возбуждённо затараторил так, что с его губ сорвались брызги. Я присел на корточки, как это только что сделал проповедник… Перед моим носом топала и приплясывала пара совершенно одинаковых крепких детских ножек.

Этого не может быть. Я ведь ясно видел его увечье. Это не может быть ловким трюком. Но что тогда? Чудо?! Чудес не бывает. Но как…

Раздались лёгкие шаги, хрустнула ветка. Магдалин вернулась.

Я дёрнулся, ища ответ в её глазах:

– Как он это сделал?!

Но Магдалин не поняла вопроса. Она взяла меня за руку, повела вперёд. И я пошёл тупо, покорно, бессловесно, как дворовый пёс за хозяйкой. Страх и любопытство боролись во мне, и ни то, ни другое не могло одержать верх.

А к парню подходили всё новые и новые люди. Взволнованно о чём-то молили, спрашивали, просили. Проповедник что-то отвечал каждому, улыбался, пожимал руки, иногда осенял крестным знамением, совсем как в кино. Как в кино… Меня вновь посетило ощущение, что я участвую в съёмках скрытой камерой. Миг, и все участники действа преобразятся в нормальных людей, простых, обыденных. Засмолят сигаретки, достанут из кустов сумки с гамбургерами, пивом и колой, примутся обсуждать последний футбольный матч или очередную авиакатастрофу. Вот сейчас закрою глаза, сосчитаю до трёх, и…

Раз. Два. Три…

Я открыл глаза и неожиданно оказался прямо перед проповедником.

Странное чувство овладело мною. Будто я на секунду оказался в центре светового потока. Яркий сгусток света больно ударил меня по глазам, на миг ослепив. Я зажмурился. Из-под век потекли слёзы. Рядом сбивчиво, взволнованно что-то объясняла Магдалин. Мягким движением парень остановил поток её слов, сделал мне знак, который я истолковал как сигнал к началу разговора.

– Хелло, – сказал я, постаравшись изобразить максимально вежливую улыбку, но губы предательски запрыгали. – Я турист из России. Мне очень понравился Израиль. Израиль – о кей! Андестенд? Вы говорите по-русски? Do you speak English?

Проповедник внимательно посмотрел на меня, будто старался проникнуть внутрь, сквозь мой череп, в подкорку, прямо туда, где кишит тараканами мой бедный мозг. Странные у него всё-таки были глаза: абсолютно прозрачные, как морская волна, и столь же изменчивые, отливавшие всем спектром синевы, от незамутнённого бледно-голубого до штормового иссиня-чёрного. И в самой их глубине таился свет, сейчас приглушённый, едва уловимый, но секунду назад ослепивший меня …

Бред. Болезненные галлюцинации.

Поднял руку и коснулся моего лба… Что чувствуешь, когда бросаешься из парной в ледяную полынью? Озноб или жар? Холодный огонь, или огненный лёд? Он прошил меня насквозь, от темечка до кончиков ногтей на подламывающихся ногах, словно до моего бедного лба дотронулись куском оголённого провода под напряжением. Я отшатнулся, невольно хватаясь за голову, инстинктивно заслонясь от этого странного человека. Но в следующий момент я ощутил невероятную лёгкость в голове, будто некий механизм моего мозга почистили и промазали.

– Не бойся, – сказал этот странный парень, улыбнувшись так же мягко и приветливо. – Тебя никто не обидит. Кто ты? Откуда? Что привело тебя сюда?

Он говорит по-русски! Ну дела! Никогда не думал, что самое большое счастье – встретить человека, говорящего по-русски! Как я прежде не понимал этого?! Мой страх улетучился. Я готов был расцеловать проповедника, будь он трижды шарлатаном и международным преступником!

– Он не понимает нас, учитель, – сказала Магдалин.

Стоп. Дёрнувшись всем телом, вздрогнув всем моим существом, я развернулся к ней. Как я понял, что она сказала? Она же не говорит по-русски. Или говорит?! Тогда почему скрывала? Нет, она точно говорит не по-русски, но откуда, каким образом я догадался, нет, узнал, что она произнесла именно это?! Что «равви» здесь означает «учитель»? И на каком языке?

– Как вы это сделали? – прошептал я и снова осёкся с выпученными глазами и перекошенным ртом. Я произнёс эту фразу не по– нашему. На каком-то чужом, незнакомом языке. Но я не мог понять, как это случилось. Клянусь, я не подбирал ни единого слова по причине их абсолютного незнания. Но, стоило мне раскрыть рот, как они пришли сами собой, из недр мозга, как приходят слова родного языка, когда мы хотим их произнести. Автоматически, без запинки, слетели с губ, как слетают осенью с деревьев пожелтевшие листья, потому что пришёл их черёд.

– Что сделал? – переспросил он.

– Я не говорю…

– Ты говоришь, – возразил проповедник мягко, спокойно, даже буднично, словно это обычное дело, когда человек вдруг свободно заговорил на абсолютно незнакомом прежде языке. Ничего особенного.