Запретный плод сладок - Кэтрин Спэнсер Страница 12

Собираясь на званый вечер, Оливия превзошла себя. Убрав волосы, сделав маникюр и массаж в лучшем салоне города, она надела шелковое розовое платье, сделанное в единственном экземпляре, и кожаные босоножки. Ее шею и мочки ушей украшал старинный жемчуг матери, а палец — жемчужное с бриллиантом кольцо, подаренное отцом на восемнадцатилетние. Она выглядела так шикарно, что ей могла позавидовать любая модель.

Появление на людях, думала она, опрыскивая себя своими любимыми духами, как раз когда к парадному входу подъехал Генри, имеет огромное значение для поддержания женской уверенности, которая ее, к сожалению, покинула. Следует принять во внимание и то, что она буквально вынудила пригласить ее, значит, все будут особенно пристально за ней следить.

Но, как оказалось, Оливия в любом случае привлекла бы к себе внимание. Когда она вошла в помпезную резиденцию Боулсов, ее взгляд сам собой остановился на Гранте и его собеседнице.

Зубастая, в белом шифоновом наряде, Джоан Боулс смотрелась чопорной самодовольной хищницей, вцепившейся в свою жертву.

Генри оглядывался с удовлетворением.

— Ты, не против дорогая, если я оставлю тебя и поболтаю со своими клиентами? Я заметил их…

— Иди, — ответила Оливия, принимая шампанское от одного из официантов и нарочито любуясь ледяными изваяниями в центре буфетной стойки. — Я найду себе собеседника, — добавила она гораздо более резко, чем Генри того заслуживал. Но как было оставаться спокойной, когда всего в двадцати шагах от нее и на глазах у половины города давал представление Грант, упиваясь жадным вниманием своей новой подружки?

— Никогда не думала, Оливия, что ты любишь сыпать соль на рану, — довольно громко — видимо, с намерением, чтобы ее услышали, — заметила вдруг подошедшая Ингрид. — Не хочешь фаршированных грибов? Они отвлекут тебя от печального зрелища, как другая женщина пытается увести твоего Гранта.

— Он не мой, и что, собственно, наблюдать? Безвкусное платье его спутницы? Хотя, возможно, ей оно кажется и милым. — Оливия ужаснулась своей стервозности и добавила: — А впрочем, оно довольно милое.

Ингрид пренебрежительно фыркнула.

— Лично я нахожу его очень привлекательным, возможно, она недостаточно стройна.

— Что ж, мало ли чем можно увлечь мужчину, — смилостивилась Оливия.

— У Джоан Боулс цепкая хватка, Оливия, и хорошо бы тебе это знать. Но ты так упряма и горда, что не сделаешь и шагу, чтобы отвоевать его у нее. Думаю он был бы не против.

К своему ужасу, Оливия не нашлась что ответить: слова Ингрид попали в цель. Она взяла еще одно канапе и отошла к краю террасы, где рассыпался каскадом витиеватый каменный фонтан с нимфами.

И под шум этого водопада мгновение спустя к ней подкрался Грант.

— Так как ты, кажется, не собираешься подойти и поздороваться, я решил, что сделаю это сам, — прошептал он.

Грант стоял так близко, что Оливия ощущала жар его тела и запах лосьона после бритья. Ей стоило бы только повернуть голову, и их губы оказались бы рядом…

— После вечеринки ты дежуришь? — полуутвердительно сказала она.

— Как ты догадалась?

— Ты никогда не пьешь, если тебе приходится выходить на работу.

— Верно. — Она всей кожей почувствовала взгляд, который он бросил на нее. — Я польщен и удивлен, что ты помнишь такие мелочи.

О, она помнила многое! Одинокие ночи, когда он задерживался на работе допоздна, и она засыпала в компании одной его подушки. И как она просыпалась от его рук, скользящих по ее животу и между бедер, чувствуя, как он целует ее грудь…

Она помнила, когда он не приходил домой вообще, иногда по три-четыре дня. Но потом вдруг дверь открывалась, и он входил, обросший щетиной, с черными кругами под глазами, усталый, но довольный. Она брала его за руку, вела в огромную ванную, примыкающую к их спальне. Покорно, как лунатик, он шел за ней, вялый от утомления, неспособный самостоятельно раздеться. Оливия включала горячую воду до упора, и эти сильные струи массировали усталые мышцы на его плечах и шее. Она, раздеваясь догола, сама следовала за ним в резервуар со стеклянными стенками.

«Извини, любимая, — бормотал он, чуть ли не засыпая. — Дух может желать, но плоть ни на что не годится».

«Ерунда, — говорила она, смывая приставший к нему антисептический душок. — Достаточно того, что ты дома».

Она помнила, как ощущала под своими руками его гладкие сильные мышцы, его кожу, его волосы, колючесть его щетины на кончиках своих пальцев. Она помнила, как его веки смыкались, а ресницы превращались в намокшие черные иголки, распластанные по коже, и как он покачивался на ногах, так что его тело легонько касалось ее.

Иногда его плоть доказывала, что годится на все, и тогда он притягивал ее к себе. Она обхватывала его руками вокруг шеи и ногами вокруг торса. Опираясь на стенку душа, он поддерживал ее руками снизу, и они сливались быстро и неистово, и он расслаблялся до такой степени, что впадал в глубокий сон на долгие часы.

У них были хорошие времена, времена, когда не было ни злости, ни обид, ни претензий. И они ожили в памяти так ясно, что она вздрогнула, когда он заговорил:

— Мы долгое время были порознь, и, судя по твоему поведению сегодняшним вечером, ты похоронила все воспоминания о нашем браке, не так ли?

— Похоронила, — сказала она, обозленная на себя, и на него, и на всех вокруг. — И, откровенно говоря, ты был так занят, обхаживая Джоан, что я удивлена, как ты вообще заметил меня.

Какие бы недостатки ни были у Гранта, но он, не был дураком. Он сразу же уловил ее оплошность.

— Я мог бы подумать, что ты ревнуешь. Но в этом ведь нет ни капли смысла, правда? По твоим словам, наши отношения потерпели крах не только в романтическом плане, мы даже не можем быть друзьями. Так почему тогда тебя так волнует, с кем я встречаюсь?