Хозяйка Рима - Кейт Куинн Страница 12

Он вздрогнул.

— Ты ведь Арий, верно? Бритт с римским именем. Тея… это греческое имя, правда, сама я еврейка. Все, я замолкаю. Насколько я понимаю, ты хотел посидеть в одиночестве где-нибудь в темном углу и напиться.

Арий сел снова, прислонившись спиной к стене, и несколькими глотками осушил графин до дна. Его глаза уже успели привыкнуть к темноте. Он сумел различить неясный профиль, прямой нос, пряди волос, прижатое к краю чаши запястье. Девушка что-то тихо напевала себе под нос на незнакомом языке.

— She’ma Yisrael, Adonai Aloujanou, Adonai echad. — Ее голос легким эхом отлетал от мраморных стен купальни — теплый, мелодичный альт. Однако необычная музыка вскоре смолкла, растворившись в темноте, и он закрыл глаза.

— Арий.

— Что?

— Скажи, ты завтра проиграешь?

— Да.

— Жаль. Мне придется смотреть поединок. Меня таскают на все игры, — добавила она. — А я их ненавижу. Ненавижу, слышишь?

Ему показалось, будто он слышит, как кровь капает в голубую чашу.

— Да.

— И ты тоже? Я так и думала. Ты ведь не Беллерафон, который упивается рукоплесканиями трибун.

Какая кромешная тьма. Как при сотворении мира.

— Тогда кто же я такой?

— Варвар, — она почти пропела это слово. — Варвар, Варвар, Варвар. Откуда ты родом, Варвар?

— Из Бригантин. — Арий сам не ожидал, с какой легкостью слетело это слово с его языка, развязанного вином. — Это в Британии, но мы называем ее Альбионом. Это далеко на севере. Там горы возле самого моря. — Перед его внутренним взором по-прежнему стояли горы, их очертания четко вырисовывались на фоне ночной тьмы.

— У тебя есть родные?

— Два брата. Мать умерла молодой. Мой отец…

— Он был великим вождем? — предположила она.

— Кузнецом. Он верил в силу железа и бронзы, а не в сражения. Сражаться меня научили братья. Я вырос на рассказах о Верцингеториксе.

— Кто это?

— Верцингеторикс — вождь галлов. Он едва не разбил войска Юлия Цезаря. Герой моего детства.

— Как он погиб?

Арий безрадостно улыбнулся.

— На арене.

— Понятно. — Девушка немного помолчала. — Что еще?

— Римский форт… он находился неподалеку. Мы платили дань: отдавали скот, зерно, железо. Моим братьям нравилось грабить римлян. Они сделались самонадеянными, убили нескольких стражников. Римляне в отместку убили их обоих.

…Стрелы, стена из щитов, крики людей, ржание лошадей. Мэдок погиб, пронзенный десятком вражеских копий, Таркокс нашел смерть под лошадиными копытами.

— А ты?

— Мне было тринадцать. Глупый мальчишка. Вместо того чтобы побежать к отцу и предупредить воинов, я застыл возле тел мертвых братьев. А ведь я и был Непобедимым Верцингеториксом. Римляне взяли меня в плен. Отца убили. Деревню сожгли. Остальных моих соплеменников продали в рабство.

Дым, кровь, иступленные вопли женщин. Тринадцатилетний мальчишка, схвативший слишком тяжелый для него меч, чтобы броситься с ним на врагов.

Глупый мальчишка. Арий отогнал от себя кровавую картину.

— А что было потом?

Он сам не заметил, как почти позабыл о присутствии девушки по имени Тея.

— Соляные шахты. Я был рослым для своего возраста. Меня отправили таскать соляные глыбы в Триновантию. Потом попал в Галлию. Я все время восставал, за неповиновение меня постоянно продавали новым хозяевам. Таскал камни. Вот и вся доблестная история Варвара.

Голова приятно затуманилась. Ему хотелось еще вина. Девушка ничего не сказала, и Арий был ей благодарен. До него донесся слабый звук ее дыхания, и он повернул голову в ее сторону. Чаша, этот тускло мерцающий диск у нее на коленях, слегка накренилась.

— Почему ты это делаешь? — бесхитростно спросил он.

Какое-то время она молчала, но затем ответила:

— Ты когда-нибудь слышал о Масаде?

— Нет.

— Это крепость, она высечена в толще скалы. В Иудее. Это жаркая сухая страна, где земля под ногами тверда как железо. Я там родилась. Пятнадцать лет назад.

Пятнадцать лет. По голосу даже не скажешь. Она кажется старше.

— В Масаде было полно евреев-бунтовщиков. Римляне решили выкурить их оттуда, но не смогли. Тогда они возвели земляную насыпь, которая вела к вершине горы. Они нарочно заставили строить ее евреев-рабов, зная, что мы не станем сбрасывать на головы соплеменников камни и поливать их горячей смолой, чтобы помешать строительству. Спустя полгода насыпь была готова, и римляне тараном разбили городские ворота.

— Ты до сих пор это помнишь?

— Не очень хорошо. Я была слишком мала. Помню только, как выглядывала из-за каменных стен и видела, как внизу, словно муравьи, копошатся вооруженные люди… Помню, что была счастлива. Я поняла все позднее, узнала из рассказов других.

— Что же случилось?

— Это… это я помню. Отлично помню. Жаркая ночь. Такая же жаркая, как и эта. Мой отец и другие мужчины о чем-то разговаривают вполголоса. Мать выглядит подавленной. Даже моя сестра Юдифь чем-то встревожена. Ей уже исполнилось четырнадцать, и она понимала, что нас ждет. Мне же было всего шесть, я все еще играла с куклами.

В ту ночь отец вернулся домой. Он долго разговаривал с матерью. Они зашли в спальню и закрыли за собой дверь. Оттуда он вышел один и отвел в сторону Юдифь. Я зашла в спальню и увидела, что мать с перерезанным горлом лежит на полу, и с криком выбежала обратно. В следующее мгновение Юдифь прямо передо мной ударила себя ножом. Чтобы не видеть этого ужаса, отец ладонью прикрыл глаза. Затем он обернулся и посмотрел на меня. Он велел мне быть хорошей девочкой и попросил подойти к нему, чтобы он мог меня обнять. Увидев в его руке нож, я убежала прочь.

Я скрылась в соседнем доме, где жила моя подруга Хадасса. Там я увидела то же самое. Все как один заколоты. Так было в каждом доме в Масаде. Поэтому когда на следующий день римляне ворвались в крепость, она нашли там лишь мертвых евреев и шестилетнюю девочку. Она сидела в комнате, полной мертвых тел, ожидая, когда проснутся ее родители и сестра.

— Ты… осталась одна?

— В живых осталось лишь несколько человек. Я точно не помню.

У Ария перехватило горло.

— Почему? — хрипло спросил он.

— Лучше быть мертвым, чем живым. Мертвым не нужно ждать, когда римляне изрубят их мечами. Лучше оставить врагам тысячу мертвых тел, чем тысячу пленных мятежников, которых в цепях прогонят перед глазами их императора. Лучше быть мертвецом, чем рабом. Поэтому они и решили, придя домой, собственноручно лишить себя жизни.

— Но ты…