Невеста в алом - Лиз Карлайл Страница 12

Умная воюющая сторона навязывает свою волю противнику, но не позволяет, чтобы ей была навязана воля противника.

Суньцзы. Искусство войны

Анаис, рассеянно растирая затекшие запястья, наблюдала за тем, как уходит ее похититель. Лорд Бессетт оказался высокомерным и упрямым. А чего она ожидала? Красивые и богатые аристократы редко бывают иными. По-видимому, тот факт, что он был одним из членов Братства, не обязательно делал его образцом смирения или гуманности.

А она, ну, она выглядела идиоткой в своей растерзанной сорочке, поверх которой была накинута колючая противная готическая ряса. Грубая шерстяная ткань волочилась по полу, ее можно было дважды обернуть вокруг нее, но тем не менее Анаис знала, что должна быть признательна и за нее.

Со вздохом, переживая из-за своего унижения, Анаис упала в глубокое, удобное кресло, в которое Бессетт почти толкнул ее. Конечно, она чувствовала себя оскорбленной. Все прошло именно так ужасно, как предупреждал ее кузен Джованни.

Но теперь Джованни Витторио мертв. И прабабушка умерла. Все, кто смог убедить Анаис заниматься этим странным и таинственным делом, ушли за своей великой наградой, оставив ее в одиночку переживать самое трудное.

Не то чтобы Витторио никогда не считал, что обучение Анаис было неблагоразумным. Конечно, он никогда такого не говорил. И уделял ей все свое внимание. Но с годами, когда их взаимная привязанность усилилась, Анаис начала ощущать его беспокойство. Однажды — после того как ублюдок Рафаэль разбил ее сердце — Витторио даже мягко предположил, что, возможно, Анаис стоит предпочесть другую жизнь. Обычную, светскую. Для самого Дара нет места в современном мире.

Но даже с разбитым сердцем она хотела — нет, была обязана — почитать память своей прабабушки. Так что они действовали без плана — Анаис делала все возможное, чтобы изучить то, что от нее требовалось, а кузен, который был намного ее старше, копил свои невысказанные сомнения. И вот теперь ей показалось, что у этих сомнений были основания. Анаис почувствовала, что пытается сдержать слезы.

Она приказала себе успокоиться. Ощущение безнадежности больше не будет доставлять ей мучения, она просто не допустит этого. Прабабушка София всегда говорила, что отчаяние — это эмоция для слабонервных, полезная только для девиц, упивающихся страданиями, и служащая для вдохновения поэтов.

И все же Анаис на мгновение устало прикрыла глаза и сделала несколько глубоких прерывистых вдохов. Но это сразу же напомнило ей о высокомерном лорде Бессетге, ибо запах, исходящий от тяжелой шерстяной рясы, который она вдохнула, был несомненно его, и он окутал ее как теплое, странно успокаивающее облако.

Это — ряса, в которую он любезно завернул ее, напомнила себе Анаис. Да, наверняка он упрям и шовинистичен. Возможно, он слишком часто окидывал ее дерзким и обжигающим взглядом. И нет никаких сомнений, что в его воображении ее грудь была обнажена. Но его беспокойство было по крайней мере искренним.

Он был достаточно красив, и, глядя на него, девушки могли падать в обморок, если только они обладали таким сценическим искусством и умели манерничать. Анаис не умела. Она имела зуб на красивых мужчин и была убеждена в том, что все они без исключения знают о своей неотразимой внешности и постоянно пользуются ею. Однако ее здравый смысл не мог не отметить чистые и жесткие линии его лица и красивый подбородок, словно вырезанный из мрамора.

Его глаза холодно блестели под темными прямыми бровями, нос был орлиный и чуть с горбинкой. Лишь пышный, жаждущий наслаждений рот спасал Бессетта от чрезмерной мужественности. Тем не менее, на его лице не было морщинок от улыбок, которые могли бы указать на то, что он часто смеется. У Анаис сложилось странное впечатление, что этот человек вообще лишен чувства юмора.

Возможно, мужчине, который так соблазнительно выглядит, и не нужно чувство юмора. Она снова вдохнула запах мужской кожи и аромат цитруса. Он недавно побрился, не прошло и двух часов, предположила она, а это значит, что он бреется два раза в день. Очевидно, он очень гордится своей внешностью, этот постоянно прихорашивающийся павлин.

На самом деле это было несправедливо. А злость, как нередко говорил Джованни, была ниже ее достоинства.

По правде говоря, создавалось впечатление, что лорд Бессетт все-таки мало заботился о своей внешности. Он двигался, как какое-то существо из джунглей, инстинктивно элегантное и спокойное, словно он владел миром, почти не вспоминая о нем.

Анаис знала, что тщеславных, эгоцентричных мужчин легко понять и ими нетрудно манипулировать. И внезапно ее осенило, что с Бессеттом, возможно, будет не так уж и просто. Было слишком самонадеянно предполагать, что с ним она сможет добиться своего.