Неукротимая Джо - Эмили Джордж Страница 12

— Врешь.

— Джо! Графы не врут.

— А ты врешь. На тебе были другие брюки. Значит, ты не сейчас вспомнил. Ты специально ждал, чтобы я так не расстраивалась при виде дома.

— О, женщины! Забирай свое сокровище и пошли в сад. Составим список самого важного и насущного.

Джованна Кроу выпрямилась и лукаво стрельнула взглядом из-под ресниц.

— А ты-то здесь при чем? Ты давай, ищи рукавицы и за работу.

— Что-о?

— То. Ты обещал вчера ночью, сидя на чем-то колючем, что отстроишь этот дом собственными руками. Вперед.

— Джо?

— Ну?

— Пожалуй, я ошибся. Ведьма из тебя хоть куда.

— Ах так? Значит, будешь работать без обеда.

Тени стали длиннее, солнце уже не так сильно жгло землю, а Джованна и Франко работали не покладая рук. Разумеется, Франко оказался прав и разрушения в доме были не слишком заметны. Выяснилось, что второй этаж достаточно просто хорошенько отмыть, чтобы все следы пожара исчезли, а на кухне пришлось просто выбросить прогоревший стол. Огонь не затруднял себя и шел по занавескам и половикам, которые сгорели бесследно, но древесина заняться не успела.

Франко быстро и четко составил список необходимых вещей и работ, явившийся на мест пожара Гвидо был откомандирован в деревню, и вот Джованна и Франко остались одни, усталые, но страшно довольные проделанной работой и друг другом.

Франко сбросил футболку и склонился над ручьем, а она, смеясь, поливала ему из старинного медного ковшика. Вода струилась по могучим плечам, спине и рукам мужчины, Франко встряхивал мокрыми черными волосами, от воды свившимися в тугие кольца, и Джованна чувствовала сладкий ужас и восторг одновременно, глядя на это великолепное тело.

А потом он почувствовал ее взгляд, выпрямился и посмотрел ей прямо в глаза. Джованна готова была убежать, провалиться под землю, взлететь в небеса, скрыться — лишь бы не видеть этих серых пронзительных глаз, но в то же время была счастлива, что Франко так близко, совсем рядом, стоит лишь руку протянуть… Он сам протянул руку. И коснулся мокрыми пальцами ее щеки. По всем правилам Джованне надо было отпрянуть, отстраниться от него, но вместо этого она непроизвольно шагнула вперед, и уже в следующее мгновение Франко обнимал ее, все так же не сводя с нее внимательных серых глаз. Желание, страсть, все это было в его взгляде, но пугало Джованну другое. Чуть заметный холодок на дне зрачков. Легкая настороженность. И странная уверенность в своем превосходстве. Это чувствовалось на расстоянии.

Его губы вдруг коснулись ее полураскрытых губ, и это был нежнейший и легчайший поцелуй на земле, но уже в следующее мгновение Джованна изогнулась в руках Франко и уперлась в его литую грудь стиснутыми кулачками, одновременно злясь на него, себя и весь мир, а также восхищаясь великолепной мускулатурой окаянного графа.

— Пусти!

Он отпустил сразу, не делая ни малейшей попытки удержать ее, и стоял спокойно, с легким любопытством глядя на раскрасневшуюся и злую как оса Джованну. Она отбросила назад белокурую гриву и выпалила:

— Не знаю, что ты задумал, но предупреждаю: со мной твои игры не пройдут!

— Серьезно?

— Серьезно.

— Тогда не ори. Гвидо идет сюда. Хочешь, чтобы о нас узнала вся деревня?

— О нас? Не смеши меня, Франко Аверсано.

— Ты не понимаешь. В этом вся и прелесть. В деревне необязательно быть, важно слыть. Если Гвидо решит, что мы с тобой целовались, так и будет.

— Я с тобой не целовалась, ты, растлитель…

— Малолетних?

Она вспыхнула и молча ринулась к дому. Позади послышался легкий смешок — или ей показалось?

И ведь что интересно: уже через час они сидели за столом и пили чай как ни в чем не бывало. Франко поглядывал на нее с интересом и еще каким-то странным выражением, Джованна нервничала все сильнее, но на графа это совершенно не действовало. Наконец он бесцеремонно прервал ее отчаянные попытки обсудить погоду на завтра.

— Я слышал, ты так и не стала танцовщицей. Почему?

— Я получила травму. Да и Анна Павлова из меня все равно бы не вышла.

— Есть еще Ширли Маклейн и Лиза Минелли. О тебе, помнится, писали в газетах. Прочили блестящее будущее.

— Если я расскажу, ты будешь смеяться.

— Не буду.

— Ну, значит, будешь считать еще более ненормальной, чем я была в детстве.

— Ты не была ненормальной. Обычный ребенок, вырвавшийся на свободу. Так что случилось?

— В день своего восемнадцатилетия я на спор пошла через мост. На пуантах.

— И что?

— По перилам.

— Понятно.

— Нет, непонятно. Надо было падать в сторону реки. Там всего десять метров, не убилась бы. А я испугалась и попыталась спрыгнуть на мостовую. В результате заработала перелом ступни и навсегда попрощалась с балетом. Это было давно, я больше не расстраиваюсь и не комплексую. А хромаю не всегда, а только изредка.

— И не жалеешь?

— Нет. В каком-то смысле падение меня освободило. Я смогла заниматься тем, чем хочу. А еще поняла, что жизнь — очень хрупкая штука. В один миг все может кончиться. Смерть тети Лукреции и твоего отца это только подтвердила.

— Ты стала мудрой, Солнышко.

— Тебя это удивляет?

— Нет. Это даже трогательно. А туристический бизнес? С ним покончено?

— Я же сказала, буду работать отсюда.

— Джо, это ерунда какая-то, а не бизнес. Ты не сможешь заниматься всеми проблемами по телефону…

Джованна с загадочной улыбкой отвернулась и стала смотреть в окно. Потом невинным голосом сообщила:

— Кстати, Дейрдре приезжает.

— Ого! Труднопроизносимая рыжая ведьма из Макбета? Последний раз я видел ее года четыре назад. Лу притащила ее на Рождество. Вдвоем они составляли чудесную пару. Представляю, как трепетали фашисты.

— О чем это ты?

— Ты что, не знала? Дейрдре во время войны сражалась в Сопротивлении, во Франции. Она ведь приехала учиться в Сорбонну перед самой войной. Лукреция познакомилась с ней в сорок втором.

— Мне стыдно, но я ничего не знала… Мне даже казалось, тетя Лу моложе…

— Они обе достаточно хорошо выглядят всю свою жизнь. Лу уверяла, что это из-за вина, Дейрдре валила все на английский туман. Зачем она приезжает?

— Она собирается преподавать в одной из художественных школ в Кампобассо. Академия художеств ее пригласила. До начала занятий есть время, и она поживет у меня. Ты не против?

— Что ты! Я рад ее видеть. Вот если бы и мама согласилась выйти на свет Божий…

— Она выйдет, Франко. Боль утихнет, она найдет в себе силы, в жизни появится новая цель — и она станет прежней.