Остров любящей женщины - Наталья Труш Страница 11

А что она сказать могла? Как незнакомого мужика в полночь домой пустила? И как он переночевал у нее на диванчике? А потом была еще коротенькая эсэмэска и два звонка. А кто он, что — она и сама толком не знала.

Но одно поняла: Леха Васильев — ее мужчина. Она скучала. И не могла скрыть радость, когда он звонил. А теперь вот и главная проверка показала, что не ошиблась. У него были прохладные губы. И он целовал Катьку со вкусом туда, куда попадал: в ухо, в глаз, в щеку. И особенно нежно — в губы. Долгим и вкусным поцелуем, от которого у нее сердце упало куда-то ниже желудка и запрыгало там, как мячик. Он выпустил ее на мгновение из рук, отодвинул от себя, осмотрел со всех сторон и сказал:

— Безумно соскучился! Ты поправилась?

— Вполне. — Катька пыталась унять мячик внутри себя, но он прыгал и прыгал. И когда Васильев скинул свою красную куртку и притянул ее к себе, она нахально встала на цыпочки.

Он засмеялся:

— Маленький! Какой же ты у меня маленький!

Это его «у меня» и «маленький» — почему-то мужского рода — Катерина отметила, и успокоившийся было внутренний мячик запрыгал в ней с новой силой. Васильев обнял ее за плечи, и они так и стояли в тесной прихожей, дыша друг другом. Он аккуратно, стараясь не потревожить ее, освободился от ботинок, с которых уже натекли две грязные лужицы. Потом легко оторвал Катерину от пола, подхватил ее под коленки и понес в комнату.

* * *

Они не вылезали из постели два дня. Она все порывалась расспрашивать его о семье, о работе, но разговоры утопали в поцелуях, и они снова падали в бездну, из которой выбирались с трудом. Да и то только для того, чтобы напиться воды и снова ухнуть в эту бездну. Он умирал от счастья, рассматривая в перерыве между приступами любви ее маленькое розовое ушко. И умилялся, потому что впервые видел, как могут быть красивы обычные женские уши. Или необычные?

Катькино левое было похоже на улиточку, запутавшуюся в золотистых нитях волос. От света лампы, в пучок которого оно попадало, «улитка» была прозрачной. И мохнатой — покрытой нежным детским пушком. Правое, примятое подушкой, смешно прилипало к голове.

Тоненькими пальчиками Катерина трогала его лицо. Васильев вспомнил. «Как там у любимого барда Олега Митяева? “Розовые мягкие ладошки с розовыми лучиками пальцев”… да, именно так — лучики пальцев!» Лучики скользили по его лицу, вычерчивая рисунок бровей и губ, ладошки закрывали ему глаза. Она чуть слышно говорила ему: «Поморгай!» Он моргал, и она смеялась. «Ты что?» — спрашивал он. «Ничего! Просто, когда ты моргаешь, кажется, как будто бабочка в кулачке!», — отвечала она.

Они съели все припасы из холодильника, и голод выгнал их на улицу.

— А давай поедем куда-нибудь погулять? — спросил Васильев.

— Давай! А куда? — больше для порядка поинтересовалась Катерина. Ей было все равно куда, лишь бы с ним.

— Я придумал! Запрыгивай, — распахнул он перед ней дверцу машины.

Они поужинали в каком-то маленьком ресторанчике на Петроградке, а потом поехали в… зоопарк. «Звериное» заведение было уже закрыто. Для простых посетителей. На входе перед вертушкой сидел охранник. Васильев что-то спросил у него, охранник кивнул и пропустил их внутрь.

— Ты когда-нибудь была в зоопарке в это время? — спросил Васильев.

— Нет, я даже не знала, что сюда пускают посетителей в такое время, — Катерина испуганно озиралась по сторонам.

— Посетителей не пускают и павильоны все закрыты, а вот в лекторий можно попасть, там проходят концерты разных бардов. Сегодня тоже кто-то поет. — Васильев разглядывал на плане-схеме нужное им направление.

— Мы пойдем на концерт? — спросила Катя.

— Если хочешь, можем пойти. — Васильев поймал в темноте Катину руку, крепко сжал ее в своей. — Я предлагаю просто погулять.

Они бродили по полузанесенным снегом дорожкам зоопарка, останавливались у темных клеток, всматривались и вслушивались, пытаясь угадать, обитаемо ли жилище.

Зоопарк в это время суток жил своей жизнью. Кто-то из его обитателей крепко спал, кто-то поздно ужинал. В темноте ухало и вздыхало, тяжело шевелилось, хрюкало, похлопывало крыльями. Где-то в глубине вскрикнула испуганно птица. Ей ответила другая. Прямо над ухом у Катерины хрипло каркнула ворона, задремавшая на ветке. Катерина дернулась резко, развернулась и попала в кольцо рук Лехи Васильева.

Они с упоением целовались под фонарем, свет от которого огромным желтым блином растекся на дорожке парка. В призрачном сумраке питерского полуночья плясали едва различимые дождинки, расчерчивая пространство в косую линейку. Осень не хотела сдаваться, хотя календарного времени ей было отпущено всего ничего — впереди был последний день ноября.

— Кать, пойдем домой? — Васильев с трудом оторвался от Катерины. — Слышишь, концерт закончился?..

Тишину ночного зоопарка нарушили едва уловимые далекие звуки. Они отличались от тех, не человеческих, которые пару часов слушали Катя и Леха Васильев: где-то пищала дверная пружина, шлепали по снежной сырой мешанине шаги, раздавались приглушенные голоса. Еще тише была слышна музыка — нежный гитарный перебор.

— Здесь всегда так ночью? — спросила Катерина.

— Нет, не всегда. — Леха стряхнул с меховой опушки ее капюшона мелкие дождевые бусины и, взяв Катерину за руку, повел ее к выходу. — Но часто. У них директор такой, продвинутый. Решил — зачем пропадать концертному залу? А зальчик маленький, но уютный. И задумали проводить тут такие концерты, которые зверикам мешать не будут — приглашают исполнителей, в основном с гитарой.

— Ты тут часто бываешь? — Катерина снизу заглянула ему в глаза.

— Часто не получается. — Васильев шмыгнул носом. — Я мало дома бываю. Сейчас я тебе кое-что скажу, только ты пообещай не расстраиваться, ладно?

Катя с опаской посмотрела на него.

— Ну, говори… Обещаю.

— Я сейчас отвезу тебя домой. — Леха сделал короткую паузу. — Мы с тобой попьем чаю. И у нас будет еще три-четыре часа на разговоры. Или еще на что-нибудь…

— А потом? — Катька уже знала ответ, но спрашивала.

— А потом я уеду. — Выдохнул он. — А ты будешь меня ждать, и через неделю я снова приеду. Идет?

«Идет? Откуда я знаю, идет или не идет…

Я знаю только, что изменить я ничего не могу. Но мне теперь есть что вспоминать, есть, что рассказать девчонкам. Это уже не ночной гость, как было тогда».

— О чем задумалась? — Леха притянул к себе Катерину и выдохнул ей в ухо:

— Привыкай. Такая работа.

Дома они обнаружили, что обувь у того и другого промокла по самые уши. Катерина засуетилась, доставая с антресолей сушилку — древнее рогатое приспособление на электрическом шнуре. Элементы допотопного сушильного аппарата болтались в Лехиных огромных ботинках, их пришлось закреплять скомканными газетами.