Девичья башня - Самид Агаев Страница 11

– Каков молодец, – восхитился Али, – а я глаз не сомкнул до рассвета.

Он обнажил кинжал, присел и потряс пленника. Тот не сразу проснулся, перестав храпеть. В его глазах, сонных поначалу мелькнул испуг, как только он обнаружил перед носом стальной клинок.

– Господин, – взмолился он, – пощадите. Я всего лишь несчастный слуга, действовал по приказу. Простите, если причинил вам боль, не убивайте меня.

Али, взяв его за шиворот, усадил спиной к стене, проверил путы на руках и ногах.

– Как тебя зовут? – спросил Али.

– Сархан, господин.

– Ты сириец?

– Что вы, зачем бы я пошел в слуги. Я несчастный раб.

– Откуда ты?

– Я черкес.

– Вот что Сархан. Я, то есть, мы с тобой, находимся в трудном положении. Я не знаю, что мне с тобой делать. То есть, знаю, я должен лишить тебя жизни, но мне этого не хочется. Отпустить я тебя тоже не могу. Пострадает другой человек. Мало того, что это женщина, но она еще и чужая жена. Пока я буду думать над этим, ты посидишь здесь связанный. Я тебя запру. Если ты попытаешься сломать дверь, бежать, то тебя убьет охранник. Он вооружен, и жалости у него, в отличие от меня, нет. Но я сохраню тебе жизнь в любом случае, поэтому из страха смерти, не делай глупостей. Ты понял? Вот, я оставляю тебе воду, хлеб и курицу.

– Век буду вам благодарен, – сказал раб, – только как я буду есть, руки у меня связаны.

– Ничего, как-нибудь зубами. Еще есть пожелания?

– Мне бы во двор выйти.

– Хорошо, я тебя выведу, только без глупостей.

После этого Али отправился в медресе и провел занятия. На урок пришел ректор, сел в стороне и внимательно выслушал всю лекцию. На последних минутах разгорелся спор, по различию налогов с земель, ушра и хараджа, и разнице между военными трофеями фай ^[7] и ганима. Али видел, как ректор едва удерживается, чтобы не принять в нем участия. Когда прозвучал колокол, означающий конец занятий, ректор сидел неподвижно, пока аудитория не опустела. Оставшись наедине с Али, он сказал:

– События развиваются в нежелательном направлении. Я надеялся, что-как- то все рассосется. Но, увы… Духовенство в последние несколько лет задвинуто на задворки политической жизни. А для них это как-то унизительно. Им нужен повод, чтобы заставить говорить о себе. Вольнодумец из столичной духовной академии, в их понимании, это то, что нужно. Это хороший повод, чтобы напомнить о себе. Мне жаль с тобой расставаться. Но я должен позаботиться также и о себе, чтобы они не могли сказать, что я проявил преступную близорукость и пригрел змею на груди. Не обижайся. Мне будет не хватать тебя, Али, но ты уволен. Причем со вчерашнего дня. Войди в мое положение.

– Конечно, – сказал Али, – я понимаю.

– Это меньшее зло, что может случиться с тобой. Если тебе будет грозить арест, я дам тебе знать.

– Арест? – удивился Али. – Из-за чего?

– Открой дверь, – попросил ректор.

Али распахнул двери. В коридоре было пусто. Но в конце его маячила фигура администратора.

– Он здесь неподалеку, – сказал Али, – но я думаю, что он ничего не слышал.

– Я дам тебе знать, – сказал ректор. – Это твое жалование.

Он отсчитал несколько монет и выложил на стол стопкой. Выйдя в коридор, громко сказал, обращаясь к администратору:

– Этот человек уволен, отныне для него вход сюда закрыт.

Не то, чтобы Али был не готов к такому повороту событий. Но до последнего момента надеялся, что обойдется, забыв о жизненном непреложном правиле – всегда происходит самое худшее. Люди при этом забывают, то хорошее, что с ними происходило до того, считая, что хорошее в порядке вещей. А плохое – это несправедливость по отношению к ним. Хотя на самом деле в природе все находится в равновесии. К хорошему быстро привыкаешь. А помнится всегда самое плохое. Только счастливец способен вычеркивать из памяти неудачи. Но тот, кто подвергал Али сейчас этому испытанию, этого не знал, и, вероятно, думал, что он неблагодарная скотина. Получить образование, выйти живым из передряг. Без роду, без племени и без денег – жениться на дочери вазира. Затем опять попасть в переплет. Выйти из него без единой царапины и жить в хорошем доме, преподавать в самой престижной академии Дамаска. Да еще и спутаться с чужой женой. Ах, вот в чем дело – мысленно воскликнул Али, ударяя себя по лбу. Запретный плод бывает сладок, но горечь проявляется позже. От этого открытия ему стало легче, но ненамного, как это бывает у неглупых людей, выискавших причину плохого настроения. Али не был готов к перемене мест. Он окликнул ректора и спросил вполголоса:

– Если я улажу дело с имамами, возьмете меня обратно?

– Конечно, – бросил ректор, и, торопясь, ушел.

Жалование у Али было маленькое, и Али работал не ради денег, но ради времяпровождения. Негласным правилом было обирание учеников, естественное для мусульманских школ. Но Али никогда этого не делал. Может быть, поэтому ученики и любили его, хотя он тешил себя надеждой, что они любили его лекции. И в этой ситуации его больше всего расстраивало то, что он должен уйти от них, то есть бросить их на произвол судьбы. После такого обвинения в адрес учителя, класс неминуемо расформируют.

Первым делом он отправился к знакомому катибу из канцелярии правителя. Катиб встретил его доброжелательно, выслушав, сказал:

– Во-первых, аудиенцию у Малика Ашрафа получить теперь легче легкого. Но мне и вам еще рано думать об этом. Времена сейчас тревожные, но все же тешу себя надеждой, что это произойдет в далеком, далеком будущем.

– Что вы хотите этим сказать? – недоуменно спросил Али. – Что-то я вас не совсем понимаю.

– Малик ал-Ашраф умер, – сказал катиб, – странно, что вы ничего не знаете об этом. Почему интересно? – спросил секретарь после своей замысловатой и неудачной шутки.

– Да, как-то я заработался, видимо, – пробормотал Али, – и давно это произошло?

– Изрядно уже. Изложите мне суть вашей проблемы. Может быть, можно обойтись и без аудиенции, – ободряюще предложил катиб. Однако, выслушав, покачал головой, – вряд ли кто-то станет связываться с духовенством.

Али поблагодарил.

– Рад был вас видеть, – сказал он.

– Взаимно, – ответил катиб, – заходите, если что.

В тяжелой задумчивости Али пошел домой и очнулся от дум лишь перед воротами особняка. Здесь он вспомнил, что его ждет еще одна проблема. И тяжело вздохнул. Сархан спал, когда Али открыл дверь.

– Нет худа без добра, – сказал он, открыв глаза, – я здесь выспался, а то ведь дежурил каждую ночь.

– Хозяин знает об этом? – спросил Али.

– Что вы, господин, если бы он знал – госпоже давно бы не жить.