Семь способов тебя завоевать - Кристин Уокер Страница 11

– Это я.

Папа быстро поднялся и жестом пригласил войти. Он обогнул стол и положил руки на мои плечи. Затем сжал их и сказал:

– Итак, как все прошло?

Я открыла рот, чтобы пожаловаться, но мой мозг по какой-то причине прокрутил весь пережитый день, будто видеоролик с самыми важными событиями. Вообще-то, точнее было бы сказать – видеоролик с неприятностями. Я увидела девушку, которая унизила и обозвала меня этим утром. Увидела свой спор с Люком Павелом и то, как он назвал папу фашистом. Увидела, как стою посреди столовой и понимаю, что придется сидеть одной. Увидела, как читаю статью в «Бэрид Эшис» с экрана компьютера. Увидела самодовольную рожу Люка Павела.

И начала плакать.

«Нет! – подумала я. – Не плачь! Только не сейчас!» Но это не помогло. Слезы продолжали течь, будто вырвались из плена. Я начала всхлипывать. Из носа потекло. А папа закрыл дверь в кабинет, притянул меня к себе и обнял. Я уткнулась лицом в его плечо и зарыдала.

Папа провел рукой по всей длине моих волос и прошептал:

– Эй, эй. Неужели все было настолько плохо? Что произошло? Расскажи, что случилось.

И я рассказала. В перерывах между икотой, которая пришла вслед за слезами, я подробно рассказала отцу о всех своих неприятностях. А когда закончила, он достал для меня салфетку из коробочки на столе:

– Мне так жаль, милая. Дети могут быть жестокими.

Отец произнес это так, будто сообщил мне какой-то секрет, будто поделился древней мудростью, которую я не знала и не понимала. Он произнес это с такой снисходительностью, что его фраза показалась еще более жалкой.

– Дети могут быть такими жестокими? Это все, что ты можешь сказать? – спросила я тихо.

Отец отстранился, из-за чего мне пришлось поднять голову и отодвинуться.

– Так, перестань, – довольно резко сказал он. – Тебе не кажется, что ты слишком остро реагируешь? И возможно, все не так плохо?

Я скинула его руки и скрестила свои на груди:

– Ты так говоришь всем детям, когда они рассказывают, что над ними издеваются?

Папины глаза округлились, и он нахмурился:

– Издеваются? Что значит издеваются? Не разбрасывайся этим термином, Блайт. Издевательство – серьезное обвинение.

– Это не обвинение, это факт, – парировала я. – А как ты назовешь ситуацию, когда кто-то размещает неприличную фотографию одного из твоих учеников в Интернете и вся школа начинает смеяться над ней?

Папа вздохнул:

– Блайт, в прошлом году вся школа не смеялась над тобой. Ты же понимаешь, что преувеличиваешь?

– Я говорю не про прошлый год, а про прошлый месяц! Про конкурс подписей к фото.

Папа склонил голову, как собака, услышавшая свист:

– Конкурс подписей? О чем ты говоришь?

– В прошлом месяце проводился конкурс. В интернет-газете Люка Павела. Он выложил несколько фотографий, которые должны были разместить в ежегоднике, и устроил конкурс на оскорбительные фразочки, которые по какой-то извращенной причине все посчитали смешными. Голосовала вся школа, а фразы, победившие в конкурсе, были напечатаны в ежегоднике вместе с фотографиями. Догадайся, какой была одна из них?

Я знала, что папе не надо что-либо разъяснять. Он побледнел и прислонился к краю стола. Открыл рот, но несколько секунд ничего не говорил.

– Я не знал об этом, – наконец пробормотал он.

Затем отец включил режим директора и встал. Скрестив руки, начал ходить туда-сюда по кабинету – обычно он так делает, когда у Зака неприятности.

Он остановился напротив меня и покачал головой:

– Извини, милая. Я не знал об этом. Если бы знал, то не допустил бы такого. Кто инициировал соревнование? Люк Павел или кто-то из редакторов ежегодника?

Я, открыв рот, уставилась на него:

– Ты знаешь, насколько глупо спрашивать меня об этом? Я здесь всего один день. А ты директор. Ты не думаешь, что именно ты должен это знать?

– Я за многое несу ответственность, Блайт. Но следить за учениками я не должен. Я рассчитываю на то, что учителя, ученики и родители, да и сами ученики держат меня в курсе всех событий.

– Но ты МОЙ родитель! Как ты мог не знать об этом?

– Блайт, я был очень занят. Ты понятия не имеешь, сколько различных дел требует моего внимания.

– Например, копание под суперинтендента?

Отец ткнул пальцем в мою сторону:

– А вот это было нечестно.

– Нечестно? Нечестно? – закричала я. – А ты знаешь, что такое нечестно? Когда тебя отрывают от дома, друзей и школы, в которой ты был абсолютно счастлив и ни разу не доставлял проблем своим неблагодарным родителям. Когда испытываешь унижение и смятение без друзей, без будущего и без спасения! ВОТ что нечестно!

– Давай без драм, Блайт, – произнес отец тихим, но твердым голосом. – Семья – это не демократическое общество.

– Тогда не делай вид, будто удивлен, услышав, что в этом виноват ты! – парировала я.

Я никогда не дерзила родителям. Никогда! Думаю, папа даже не знал, как отреагировать. Я никогда прежде не ругалась и не теряла самообладания, даже в подростковом возрасте. Мама всегда говорила, что у меня не было кризиса в двухлетнем возрасте – я росла спокойным ре бенком.

Папа быстро посмотрел за мое плечо и обошел меня, чтобы закрыть дверь в кабинет.

– Блайт, я знаю, что ты расстроена, – спокойно произнес он, – но когда я стану суперинтендентом, это принесет пользу всем, не только мне. Зарплата повысится на сорок процентов. Сорок процентов! Я говорю о совершенно другой налоговой категории. Эти деньги существенно изменят наш образ жизни. Черт, мы сможем позволить себе твою учебу в Брин-Мор.

Я раскрыла рот. Отец никогда раньше не говорил о деньгах за обучение в колледже. А я никогда не думала, что он задумывается об этом.

– Бабушка и дедушка платят за колледж, – напомнила я ему. – Они всегда так говорили.

– Но я не хочу этого! – Папа похлопал себя по груди. – Я хочу отправить тебя в колледж! А не они. Я хочу давать своей семье все, что ей нужно. – Он отвернулся, опустив плечи. Он сжимал и разжимал кулаки, наблюдая при этом за процессом. – Я взрослый мужчина, Блайт. Хватит с меня их подачек! Это моя обязанность!

Мне хотелось подойти к папе и обнять его. Но потом я вспомнила, почему пришла сюда, и заставила себя вернуться к теме разговора:

– Не надо быть суперинтендентом, чтобы дать мне необходимое прямо сейчас.

Когда отец повернулся ко мне лицом, то снова превратился в директора Мака. Оказывается, он тоже был как Невероятный Халк.

– И что ты от меня хочешь, Блайт? Чтобы я наказал редакторов ежегодника? Отстранил от уроков Люка Павела? Отменил ежегодники?