Другая женщина - Евгения Перова Страница 11

Лёка вспыхнула и закрыла лицо руками. Митя страдальчески сморщился, но продолжил:

– Ты подумала, это хороший шанс, правда? Молодой парень, здоровый с виду, стихи читает – не совсем идиот. И приезжий. Уедет и забудет случайную женщину. А у тебя, если получится, будет ребе…

– Прекрати!

– Прости.

– Это было секундное умопомрачение! Не знаю, что на меня нашло! Я тут же передумала! Все равно я не смогла бы! Ребенка не заводят от одиночества! Боже, как стыдно…

– На самом деле все совсем не так.

– Не так?

– Просто ты влюбилась в меня с первого взгляда…

– Пожалуй, эта версия нравится мне больше, – сказала Леа, внимательно глядя на граненую сахарницу, и рассеянно провела пальцем по ее стеклянному боку. Какое странное состояние: то жар восторга, то холод ужаса. Как во сне. И страшно, и сладко, и надо бежать, и невозможно двинуться с места. Ах, эта вечная игра – противоборство между мужчиной и женщиной, из которого оба выходят и побежденными, и победителями…

– А я влюбился в тебя еще до всякого взгляда.

– Как это?!

– Я тебя выдумал. А потом увидел на набережной, там, где сфинксы. Где-то в половине десятого, наверно.

– Около университета!

– Ты меня обогнала. У тебя потрясающая походка! И волосы развевались на ветру. Женщина с ветром в волосах… Я долго шел за тобой, потом потерял. Бродил там по переулкам, заблудился. Потом вынесло к набережной. И когда ты вдруг вышла ко мне с Чарликом… Я чуть не упал в Неву!

– Так это был ты?! Кто-то насвистывал у меня за спиной! Что-то очень знакомое, я все пыталась вспомнить…

– Что походкой легкою, подошла нежданная, самая далекая, самая желанная! Да, это был я.

– Митя…

– Что, дорогая?

– Хорошо, пусть ты прав про меня. Но ты?! Тебе же есть кого любить и без меня!

– Ты понимаешь, ей не нужно то, что я мог бы дать. Не нужно! Ей удобно со мной, я идеальный муж – не пью, не гуляю, деньги зарабатываю. Но ей все равно, о чем я думаю, чем дышу, чего хочу. Все равно. Я предмет мебели. Деталь семейного интерьера. И все.

– Митя, а как же дочка?! Твоя дочка?

– Я всегда буду ей отцом.

– Ты знаешь, ведь на чужом несчастье своего счастья не построишь.

– А ты не думаешь, что эта палка – о двух концах?

– Что ты имеешь в виду?

– Вряд ли в моей семье будет счастье, если я несчастен. А без тебя… Понимаешь, меня замкнуло на тебе. Закоротило. Увидел, как ты идешь по набережной, а ветер играет твоими волосами, – и все. И я не знаю, что с этим делать. Как ни поверни, в любом случае кто-то будет страдать. Я действительно никогда не влюблялся. Мы поженились как-то… машинально. Особенно не задумываясь. Потому что все этого ожидали. И я не собирался ей изменять, правда. В этом была какая-то особенная гордость: быть верным женщине, которой дал слово. И вот, пожалуйста… Может, этот город свел меня с ума? Но ты мне нужна. Ты… заставила меня снять маску. Быть собой. Понимаешь? И мне кажется, что ты тоже… Иначе зачем ты ждала меня? Так ждала, что, увидев, потеряла сознание?! Из-за меня еще никто не падал в обморок!

– Ты давишь на меня. Сильно.

– А ты не хочешь посмотреть правде в глаза.

– Я боюсь.

– Чего, дорогая?

– Я говорила тебе, как умер мой муж.

– А! Я понимаю. Ты боишься, что… что судьба нас накажет? Или Бог? Я в это не верю. Я не верю, что есть какая-то судьба, не верю, что кто-то – или что-то! – рассматривает в микроскоп каждый наш шаг и ставит нам двойки. Всё – в нас самих. И если ты ждешь наказания – ты его получишь. Ты же сама казнишь себя все эти годы. Болезнь – это просто болезнь. Смерть – просто смерть. Ты думаешь, если будешь примерной девочкой, с тобой ничего не случится? И кирпич на голову не упадет?

– Я не знаю. Все так стремительно происходит. Я уже смирилась со своей жизнью. Притерпелась. Знаешь, есть испанская пословица: «Если ты не имеешь того, что тебе нравится, пусть тебе нравится то, что ты имеешь». – И повторила по-испански: – «Pues no podemos haber aquello que queremos, queramos aquello que podremos».

– Красиво звучит. Похоже, я тоже так жил. Но больше не могу. И, может быть, все-таки стоит добиваться того, что тебе нравится?

Они долго молча смотрели друг на друга. Потом Митя медленно произнес:

– Птицы, рожденные в клетке, думают, что полет – это болезнь.

Лёка усмехнулась и опустила голову.

– Это не я придумал, прочел где-то. Ну ладно. Уже очень поздно, тебе надо отдохнуть. Я пойду?

Лёка тихо ответила, не поднимая головы:

– Оставайся.

– Спасибо. Не бойся, я больше не буду… давить. И если тебя пугает физическая близость, то это совсем не обязательно. Ближе мы уже не станем. Конечно, я об этом только и мечтаю, но… если ты не хочешь… я переживу.

– Хорошо. Я постелю тебе в большой комнате, там диван поудобней.

– Я могу пойти в ванную?

– Конечно! У тебя есть…

– У меня все есть. Даже зубная щетка. Я же командировочный.

Выплеснув друг на друга эмоции и сомнения, они оба вдруг успокоились, утомившись, и словно отдали свое будущее в руки той самой судьбы, в которую не верил Митя. Лёка невольно рассмеялась, увидев Митю в желтых клетчатых трусах до колен и синей футболке:

– Какой ты разноцветный!

– Разве? Зато удобно!

Он улегся, с наслаждением вытянул ноги, потом улыбнулся, приглашающе похлопав ладонью по краю дивана:

– Может, тоже приляжешь? Я подвинусь!

– Прилягу, – усмехнулась Лёка. – Но не с тобой.

– Эх, не везет… Ну, тогда хоть посиди со мной немножко, а?

– Сказочку рассказать?

– Хочешь, стихи почитаю?

– Стихов, пожалуй, пока хватит. Расскажи мне о себе. – Лёка уселась на другом конце дивана, и Митя подвинулся, подобрав ноги.

– Особенно и рассказывать-то нечего. Я самый простой и обыкновенный…

– Ты какой угодно, но только не обыкновенный. И уж никак не простой. Кто твои родители?

– Мама – бухгалтерша, отец – наладчик.

– И как же вышло, что у бухгалтерши с наладчиком вырос такой… дон Румата? Да еще в какой-то дыре, как ты сказал?

– Сам удивляюсь! Знаешь, я в детстве любил думать, что меня подменили и где-то живет моя настоящая семья. А потом прочитал «Трудно быть богом», ну и… воображал себя доном Руматой.

– И как? Трудно быть богом?

– Очень. Особенно первые десять лет.

Сумерки постепенно сгущались, в комнате делалось темней, Митин голос звучал тише и глуше – давно пора было спать, но Лёка никак не могла заставить себя уйти и в конце концов заснула сидя. Задремал и Митя – задремал и вздрогнул, когда сонная Лёка сползла по мягкой спинке дивана и улеглась рядом, положив голову ему на живот, а рукой обняв ноги.