Кровь, слава и любовь - Жюльетта Бенцони Страница 11

– Сын мой, – сказал рыцарю герцог Шарль, – негоже, чтобы мужчина жил в одиночестве так долго. Тебе уже сорок три года… и, как мне кажется, одна прекрасная дама много лет тоскует по тебе в Динане. Ты хочешь заставить ее ждать вечно?

– Да, я знаю, что мадемуазель Тифен так и не вышла замуж, – краснея, ответил отважный рыцарь. – Но неужели вы думаете, мессир, что это меня она так долго ждет?

– А кого же? Ты кончишь свою жизнь холостяком, а она старой девой, если ты наконец не решишься!

– Но… Ах, господи, только бы вы не ошиблись!..

– Значит, ты признаешься, что любишь ее?

– Я могу признаться в этом вам, мой герцог! Но я никогда не осмелюсь сказать об этом ей, никогда!

Герцог Шарль расхохотался.

– Вот тебе и герой! Его не способна устрашить целая армия врагов, но он дрожит перед слабой женщиной!.. Не знал, что ты так нерешителен, Бертран! И тем не менее я уверен: тебе нечего бояться. Тифен примет твое предложение… сразу же. Разве ты не считаешь, что слишком глупо вот так вот проходить мимо собственного счастья?

Бертран ничего не ответил. Уставившись в пол, он тщетно боролся с охватившей его паникой. Этот мужественный человек, при виде которого англичане спасались бегством, дрожал при одной только мысли о том, что надо сделать предложение руки и сердца, да еще столь прекрасной даме. Но воспоминание об огромных глазах Тифен преследовало его днем и ночью. Он с радостью отдал бы жизнь за возможность снова увидеться с ней, но он умирал от страха, что с годами она наконец поймет, насколько он уродлив.

Герцог Шарль тем временем молча рассматривал его. А потом тихо спросил:

– Так как же? Ты идешь?

– Если это ваш приказ, монсеньор…

– Ах, солдат, солдат! Значит, нужно отдать тебе приказание, чтобы заставить стать счастливым? Хорошо. Я отдаю тебе приказ: отправляйся в Динан, навести там Тифен Рагенель… и не возвращайся ко мне иначе как женатым, Бертран Дюгеклен!

Бертран вскочил на коня и, нещадно пришпоривая его, что есть духу поскакал в направлении Динана, будто только и дожидался этого приказа. Он словно обрел всю свою былую отвагу…

Но, встретившись с Тифен, он мгновенно утратил мужество. Он забыл все слова. Только самое начало речи, столь тщательно продуманной, когда он сломя голову летел к любимой, пришло ему на ум.

– Я уже не молод, сударыня, и на меня никогда не было приятно смотреть. Но господин герцог утверждает, что… ну… он говорит, если… если я решусь…

Он замолчал. Вконец запутавшись, он чувствовал себя глубоко несчастным. Тифен, сидя на высоком стуле, крепко сжав руки на бархате юбки, едва осмеливалась поднять на него глаза. Она была почти так же несчастна, как и он сам. Она не осознавала, как ослепительно хороша собой, как расцвела к своему тридцатилетию, и уже склонна была считать себя старой девой. Как тут быть, что делать?! Губы ее невольно и чуть заметно пошевелились.

– Решайтесь, мессир, решайтесь… – еле слышно прошептала девушка.

Его молчание терзало ее. Нет, она не позволит ему и на этот раз уйти без признания. Она ждала этого шесть долгих лет, шесть убийственно долгих лет – со дня того памятного сражения на ристалище. Но теперь, когда он здесь, он должен наконец произнести заветные слова. Бертран продолжал неуверенно смотреть на нее, парализованный страхом. Тифен, махнув рукой на все, закричала:

– Да говорите же, мессир! Неужели я сама должна просить вашей руки!..

Внезапно он упал на колени, все еще молча, но сияя как солнце. И пыл, с каким он схватил руки своей прекрасной избранницы, чтобы зарыться в них зардевшимся лицом, больше говорил ей о любви, чем самая долгая и возвышенная речь…

Прошло немного времени, и они обвенчались в присутствии целой толпы друзей в старой часовне родового замка Бельер-ан-Плёдьен, стоящего в окружении фруктовых садов, «куда в сентябре месяце на золото первоначальной осени прилетают стаи скворцов». И там же, в вымощенной сланцевой плиткой спальне, куда и сегодня можно прийти помечтать, они познали наконец радость разделенной любви. Но назавтра новобрачные покинули эти места, чтобы отправиться в Понторсон, которым управлял капитан Дюгеклен, а оттуда – в тот самый Мон-Сен-Мишель-о-периль-де-ля-Мер, которому только и мог Бертран доверить свою возлюбленную супругу, как скупец, предпочитающий хранить свои сокровища в самом, как ему кажется, надежном месте. Война все еще продолжалась, и рыцарь отлично знал, что скоро ему придется оставить молодую жену ради сражений на благо Франции.

И вот наступило утро расставания. Тифен протянула мужу свиток пергамента, обвязанный голубой лентой.

– Мне бы хотелось, чтобы этот пергамент всегда был с вами, Бертран! Везде, где вы только можете оказаться…

– А что это такое? Зачем?

Она быстро развязала ленту, развернула свиток и показала длинный список, некоторые строчки которого были отмечены красными крестиками.

– Это календарь, Бертран. В нем записаны все дни, которые вы проведете в разлуке со мной. Крестиками я пометила те дни, когда вам надо быть настороже. Звезды тогда окажутся в неблагоприятном для вас положении. В эти дни не начинайте сражений, потому что они не будут для вас удачными.

Бертран рассмеялся, пылко расцеловал жену и спрятал пергамент под камзол.

– Вы же знаете, моя милая, как я отношусь к звездам! Тем не менее, из любви к вам, я сделаю так, как вы просите. Подойдите, я хочу еще раз обнять вас, прекрасная моя фея! Как мне тяжело покидать вас! Наступит ли наконец время, когда я смогу постоянно быть рядом с вами?

Тифен покачала головой, ее снова охватила печаль, которую она старалась прогнать, чтобы не огорчать мужа.

– Боюсь, что не наступит, милый мой повелитель! Вы созданы для войн! И всегда где-нибудь найдется герцог, которому вы будете особенно нужны!

Жестокая судьба доказала правоту Тифены-Феи: она познала великое одиночество, но зато королевство обрело величайшую славу. Только в редкие промежутки между двумя кампаниями, между двумя сражениями славный рыцарь и его прелестная колдунья могли оставаться вдвоем, чтобы утолить тот голод друг по другу, который томил их в разлуке. В эти дни за высокими стенами Мон-Мишеля царили жизнь, радость, солнце…

Но какими же мрачными, похожими один на другой, тоскливыми и бесцветными казались остальные дни! Почти всю свою жизнь Тифен провела одна. Ее обожали служанки, они делали для нее все, что могли, и научились уважать ее молчание. Часы текли за часами. Она проводила медленно текущее время, сидя в самой высокой из комнат, с борзой у ног, глядя из окна на дюны и тянущееся до горизонта море, беспрестанно спрашивая небо, где теперь звезда ее мужа. А в это время Бертран скакал по бесконечным дорогам королевства, стремясь освободить Францию от англичан.

Самые великие почести Тифен тоже получала в полном одиночестве. Король Карл V в благодарность за подвиги ее мужа пожаловал ей титул графини де Лонгвиль, затем – графини де Сориа, герцогини де Молина и де Транстамар и королевы Гренады. Но зато Бертран собственной персоной однажды вечером положил перед ней длинный украшенный цветком королевской лилии меч, который ставил его в один ряд с принцами крови, – меч коннетабля Франции!