Легко ли быть одной? - Лиз Туччилло Страница 11

Бар «Кабаны и телки» славится эстетикой в стиле «грубых, неотесанных байкеров». Стены здесь, насколько хватает глаз, увешаны женскими лифчиками. А если вдруг где-то осталось свободное место, там красуется американский флаг или ковбойская шляпа. Все бармены тут женщины, затянутые в туго облегающие джинсы и еще более облегающие футболки, а заведение постоянно переполнено. Брюс с Тоддом куда-то исчезли, но я была уверена, что, где бы они ни находились, они сейчас тоже кричали и улюлюкали. Просто удивительно, как несколько танцующих на барной стойке человек могут заставить столько народа почувствовать себя частью по-настоящему уморительной и дикой вечеринки.

Теперь я хочу, чтобы вы поняли, почему я так встревожилась, когда увидела Джорджию на стойке бара. Если вы помните, я говорила, что познакомилась с ней, когда она уже была замужем. И Джорджия с Дейлом были не той парой, которую можно застать за какими-нибудь чувственными играми где-то на кухне. Поэтому я никогда не видела, чтобы Джорджия вот так отрывалась, так сказать, – да и не особо хотела бы видеть, честно говоря. Я смотрела, как она кружилась и размахивала руками, и вспоминала, как мы как-то пошли на пляж с ней и ее детьми, Бет и Гаретом. Джорджия весь день провела в воде, чтобы малыши привыкли к волнам. Некоторое время я ей помогала, поиграв с ними часок-другой, но она занималась этим дольше, чем в состоянии заниматься любой нормальный взрослый человек, – и не жаловалась. Потом Джорджия позволила детям закопать ее в песок, так что на поверхности оставалось только ее усталое лицо в разводах соли. Она запомнилась мне именно такой – женой и матерью двоих детей.

И вот теперь Джорджия позволила себе раскрыться. Она была одна, она вырвалась погулять, и она хотела ВЕСЕЛИТЬСЯ!

Бар был забит мужиками: кроме нескольких байкеров и пары ковбоев (не спрашивайте меня, как они тут оказались), здесь было много иногородних, и всю эту толпу объединяла одна общая черта – глубокое уважение к женщинам и их борьбе с трудностями на этой планете. Шучу. Серена тоже влезла на барную стойку с пивом в руке и теперь пила и танцевала. О’кей, признаю, это действительно было весело: Серена, которая оказалась не только в баре, но и на баре, и при этом еще и пыталась исполнять тустеп. После этого на стойку взобралась и Элис – вот они, три мои собственные маленькие ракеты, представители «белого отребья» ^[13]. Руби, однако, стояла у дверей, постоянно проверяла свой мобильный и выглядывала на улицу в ожидании Гари. Она напоминала своего любимого кота Ральфа, сидящего на подоконнике и ожидающего прихода хозяйки. При мысли о том, что для Руби неминуемо грядет еще одно разочарование, у меня тоскливо сжался желудок.

Самая длинная на свете песня в стиле кантри наконец завершилась, и Элис с Сереной слезли со стойки, как делают в подобных случаях пьяные, но не окончательно потерявшие берега женщины. Джорджия тем не менее осталась на прежнем месте, не готовая пока покинуть центр всеобщего внимания. Серене спуститься с бара помог здоровенный байкер лет под пятьдесят с густой седой бородой и длинными седыми же волосами. Я услышала, как он спросил у нее, может ли он взять ей что-нибудь выпить.

Она ответила:

– Да, и еще неплохо бы было немного ребрышек.

Я не вполне понимаю, что с ней произошло, но первая водка с тоником каким-то образом разбудила нечто, доселе дремавшее в Серене, и она внезапно превратилась в маленького славного вервольфа. Байкер сообщил Серене, что зовут его Фрэнки, что он торгует произведениями искусства и что сюда он заглянул, чтобы передохнуть после затяжного круиза по галереям живописи в Челси.

– Вау, вот уж не сказала бы! Я бы сроду не догадалась, что вы торгуете предметами искусства. Я совсем не знаю людей, Фрэнк. – С этими словами Серена пьяным жестом положила руку ему на плечо. – До сих пор я пряталась от жизни. И я ничего не знаю. Вообще ничего.

Элис также привлекла внимание нескольких мужчин. Думаю, пляски на стойке сработали как тридцатисекундный рекламный ролик, приглашающий на свидание. А со мной история повторялась: я переживала за своих подруг и при этом совершенно не веселилась сама. Я уже стала подумывать о том, чтобы вообще уйти. Я устала быть всеобщим судьей и, честно говоря, начала двигаться вниз по спирали страхов и беспокойства. Что будет со всеми нами? Появятся ли у нас в итоге мужья и дети? Останемся ли мы в Нью-Йорке? Что будет со мной? Буду ли я по-прежнему заниматься своей ненавистной работой, делая то, что не приносит мне удовлетворения, оставаясь одной и стараясь лезть из кожи вон до конца своей жизни? И подходящее ли это место, чтобы здесь находиться, – бар для байкеров и яппи в два часа ночи в субботу?

Но потом ко мне подошел парень и заговорил со мной. И этого оказалось достаточно, чтобы меня взбодрить. Потому что, как вы помните, мы – создания чувствительные. Он был симпатичным и увлек меня беседой, а я была польщена, как когда-то в школе, когда меня в первый раз пригласили потанцевать. Я позабыла о своем угрюмом настроении и глубокомыслии и начала флиртовать напропалую.

– Так что вас все-таки привело сюда? – спросил он.

Его звали Дэвид, он приехал из Хьюстона вместе со своим приятелем Томом. Я показала на Джорджию, по-прежнему кружившуюся в вихре танца.

– Моя подруга недавно рассталась с мужем, и мы пытаемся как-то расшевелить ее, чтобы она хорошо провела время.

Дэвид посмотрел на Джорджию и сказал:

– По-моему, вы отлично справились.

Как будто пляски на стойке бара и размахивание лифчиком были универсальным и общепринятым признаком хорошего времяпровождения.

Потом он добавил:

– Я расстался со своей девушкой два месяца назад. Это было реально тяжело, так что я понимаю, что она сейчас чувствует.

Он что, действительно пытался серьезно разговаривать со мной, когда в баре звучала мелодия в стиле кантри «Мое больное разбитое сердце», а на баре женщины размахивали бюстгальтерами? Это было довольно мило. Мы уселись за столик и завели очаровательную беседу, какую можно вести где угодно и когда угодно, если ваш собеседник – человек, с которым вам на самом деле приятно поговорить. Я рассказала Дэвиду о нашем вечере, о том, как я переживала по этому поводу, а он тут же начал меня поддразнивать, утверждая, что я стремлюсь держать ситуацию под контролем. Обожаю, когда меня поддразнивают. Дэвид рассказал мне о том, что он немного властный и любит покомандовать, потому что был старшим в семье, и еще он очень переживает за своих братьев и сестер. Классно.

Думаю, говорили мы с ним около часа, хотя с таким же успехом это могло продолжаться пять часов или десять минут. Точно сказать не могу. Я перестала беспокоиться, думать, судить других и теперь просто пыталась получить удовольствие, черт побери.

Наконец я подняла глаза и увидела, что какая-то девушка жестами сгоняет Джорджию с бара. Да, Джорджия до сих пор находилась на стойке, а для всех присутствующих новизна этого обстоятельства была утрачена и они хотели, чтобы кто-то другой воспользовался преимуществами данного весьма ценного места. Я видела, как моя подруга замотала головой, как бы говоря «это, блин, абсолютно исключено». На самом деле теперь я думаю, что даже слышала, как она сказала это вслух. Подойдя к Джорджии, я увидела, что за бармена тут Элис, которая по случаю умеет управляться за стойкой, вот и решила помочь. Серена, находившаяся на грани отключки, сидела в углу со своим байкером, который торговал картинами. Он придерживал ее, чтобы она не свалилась, и при этом одной рукой крепко держал за правую грудь. Где была Руби, я понятия не имела. Затем какой-то парень из толпы громко крикнул: