Курортный роман - Эмма Радфорд Страница 11

– Теперь понятно, почему они называют его городом Безмолвия, – он какой-то мрачный, неживой, – прошептала Николь, когда они вошли в храм.

Древний, с высоченными стенами и почти безлюдными улицами, по которым запрещен проезд автомобилей, город Мдина произвел на нее жуткое впечатление. В нем витал дух старины и таинственности. Он казался как бы вырванным из суеты двадцатого столетия. У нее никак не укладывалось в голове, что здесь могут проживать люди – ее современники, потомки очень древних аристократических фамилий.

– Хотя, по-моему, понятие «город» здесь не очень уместно.

– На Мальте он считается городом, – сухо заметил Мартин. – И был ее столицей при Зигфриде Великом, пока в 1565 году турки не разгромили рыцарей ордена Святого Георгия. Вот тогда Великий Правитель Валлетты и решил построить новый, более укрепленный с точки зрения защиты от врага город на берегу.

А он неплохой рассказчик, подумала Николь. Что ж, хоть не зря потрачу время.

– А откуда тебе все это известно?

Наконец-то любопытство взяло верх над давящим на нее чувством неуверенности и застенчивости, из-за чего она не произнесла почти ни слова на всем пути от храма Св. Юлиана до Рабата, расположенного на окраине Мдины. Казалось, Мартин, намеренно не замечая ее робости, был с ней как обычно очень внимателен и старался поддержать компанию, рассказывая анекдоты и выдавая известные ему сведения о местах, мимо которых они проходили.

– Когда мы только познакомились со Стивом – много лет назад, во время учебы в университете, – как-то в каникулы он пригласил меня к себе. Тогда я просто влюбился в эти места и облазил остров вдоль и поперек.

В разговоре она не заметила, как они остановились. Вдруг Мартин замолчал и, обняв ее за плечи, привлек к себе. Сильные пальцы сжали ее хрупкое тело, нежно прошлись по спине и медленно скользнули ниже.

– Как ты похудела… – не прекращая своих упоительных, присущих только ему чувственных ласк, произнес он невероятно низким, почти потусторонним голосом. Его руки были настолько нежными, что она, забывшись, словно под гипнозом, ощутила, как тепло разливается по телу, делая его слабым и безвольным.

Когда он едва коснулся ее бедер, а потом так же, чуть касаясь, медленно прошелся вверх по животу к груди, казалось, было слышно, как их сердца забились в унисон. Тепло его ладоней, проникая сквозь тонкий материал, обжигало ее. Внезапно почувствовав страшную сухость на губах, Николь нервно облизнулась.

– Ты какая-то другая, – хрипло проговорил он.

На нее словно нашло помутнение – все поплыло перед ней, как в тумане. Она уже ничего не соображала. Казалось, какие-то демонические силы вернули ее в прошлое. Теперь для нее ничего не существовало, кроме тепла его рук, она жаждала их ласк.

– Это не то тело, которое я знал… любил… – продолжал он, делая акцент на последнем слове, тем самым придавая ему большую чувственность.

Он провел пальцем по ее лицу, как бы заново знакомясь с ним, и склонился, чтобы поцеловать. Николь уже ничего не оставалось, как подчиниться…

Поцелуй был почти невинным – их губы лишь на миг соединились, но и от этого едва уловимого прикосновения ее словно пронзило молнией. Сердце бешено забилось. Кровь застучала в висках. Голова стала тяжелой как в лихорадке.

Однако на Мартина, видимо, их невольная близость подействовала совсем по-другому. Он медленно поднял голову и пристально посмотрел на нее.

– Что ты с собой сделала?..

Его критическое замечание было подобно холодному душу, вырвавшему ее из забытья.

– Как ты смеешь? – Она отшатнулась. – Какого черта ты позволяешь себе? – Придя в себя и оглядевшись, Николь только сейчас осознала, где они. Слава богу, на улице никого не было. – Убери свои руки, ты, грязное животное!

В ярости сжимая кулаки, Николь метала в него слова, стараясь как можно больней ужалить. Но выдержке Мартина можно было только позавидовать. Он оставался невозмутимым. Более того, судя по усмешке, его как будто забавляли тщетные потуги разъяренной фурии.

– Кто позволил тебе меня лапать? – Николь злилась на себя не меньше, чем на него. Ей было стыдно перед самой собой, что, невольно окунувшись в прошлое, она, сама того не желая, вспомнила и, самое главное, приветствовала все то, что так отчаянно стремилась стереть из памяти. – Ты не вызываешь у меня ничего, кроме омерзения!

– Странно, в том году ты чувствовала совсем иное, – вставил Мартин. Его слова, произнесенные очень тихо и спокойно, прозвучали для нее как пощечина. Ей вдруг показалось, что он читает ее мысли. – Насколько я помню, тогда мои ласки не считались «лапаньем». Страшно подумать, какой восторг они вызывали у тебя.

– Нет! – Она передернулась, превозмогая безумную ломоту во всем теле, невзирая ни на что, требовавшем удовлетворения.

– Нет?! – как эхо повторил Мартин. Николь даже не предполагала, что такое простое, короткое междометие может вмещать в себя столько цинизма. – Значит, сейчас ты лжешь просто из трусости, так?

– Т-трусости? – в замешательстве, вызванном полным разоблачением, повторила она, не найдя, что ответить. Да, он попал в точку – на самом деле она жила его ласками и поцелуями, страдая от опустошенности и ощущения огромной утраты, когда их не стало. В какой-то момент они переросли в жизненную необходимость. Разбудив в ней сексуальность, он словно выпустил джинна из бутылки – теперь ее плоть трепетала от его малейшего прикосновения и безумствовала без него.

Страшно то, что это желание близости с ним, оказывается, все еще живо и, как примерный раб, просто дремало в ожидании своего властелина.

Неужели она действительно настолько слабовольна, что по первому его зову идет у него на поводу? Что это – животный инстинкт? Похоть? Да, так оно и есть. А иначе чем можно объяснить происходящее с ней? Ведь Мартин Спенсер умер для нее еще год назад. Стыдно, боже, как стыдно!

– Я не трусиха!

– Еще какая, радость моя, трусиха из трусих. – Николь совсем стало не по себе от его язвительного тона. – Ты бежишь в страхе, удираешь от того, что произошло, боясь признаться, как это было… – Она попыталась вырываться. Его голос зазвучал громче и жестче, а золотистые глаза вонзились в нее, парализовав. – Ну вот, так-то лучше…

И это неминуемо случится вновь. Казалось, недосказанное повисло в воздухе.

– Николь…

Мартин снова заключил ее в свои объятия.

– Нет! – Она рванулась что было сил, понимая, что еще мгновение, и ей уже не устоять, вывернулась и побежала.