Я все равно тебя дождусь! - Евгения Перова Страница 11

– Честное пионерское!

Одна из сосен была до макушки увита диким виноградом, как и сам дом.

– Сейчас незаметно, а осенью очень красиво, все листья красные. У мамы этюд есть, я покажу.

В саду чего только не росло, но как-то странно, все вперемешку, и Людмила Владимировна только удивленно таращила глаза. Хотя своей дачи у Михайловых не было, Люсик часто гостила у друзей и насмотрелась на дачные причуды, но чтобы помидор рос на клумбе среди цветов, кабачки вились по забору, а клубника гнездилась в старых бочках, свешиваясь вниз, – такого она не видела нигде!

– Это мама, – сказал Марк. – У нее «зеленая рука»: все, что посадит, вырастает. У нас даже абрикос есть и манчьжурский орех – не вызревали, правда, ни разу.

А садовая беседка поразила обеих – это было небольшое открытое восьмиугольное строение под высокой крышей, похожее на китайскую пагоду, и фонарики с разноцветными стеклами, висевшие на каждом из восьми углов, только добавляли китайского колорита. Марк еле успел закончить все к их приезду: поменял полы, затянул проемы сеткой, покрасил. Зайдя внутрь, Лида так и ахнула: все пространство пола покрывал стеганый лоскутный ковер, мягкий и разноцветный!

– Тут же можно прямо на полу валяться! Это как большой манеж!

– Так и задумано. Еще подушки будут, я заказал.

– А если дождик? В окна не будет заливать? – тут же спросила практичная Людмила Владимировна.

– Есть ставни, можно закрыть. Я еще свет сюда проведу, совсем хорошо будет. Но вообще в дождь лучше на верандах, у нас их две…

Надо же, беседку отделал, думала Лида. Кроватку приготовил! А кроватка затейливая – с деревянной резьбой, в ней сам Марк когда-то спал…

– Заботливый у нас папа, да? – спросила она у Ильки, которого держала на руках. Тот таращил глаза и норовил засунуть в рот все, что было в пределах досягаемости его пухлых ручек. – Заботливый, внимательный!

Илька заулыбался и шлепнул ее по щеке – и вовремя: ну-ка, Михайлова, опомнись. И Лида, вздохнув, пошла по дорожке вслед за матерью и Марком.

Праздники промелькнули очень быстро, и Лида решила остаться еще на некоторое время. Ей совсем не улыбалось возвращаться с матерью в Москву – напоследок они поругались. Все это время Люсик была необычайно тиха и серьезна, а вечером накануне отъезда пришла к Лиде в комнату – пришла и мялась, не зная, как начать разговор, что на нее было совсем не похоже. Потом со вздохом сказала:

– Лидочка, я знаю, ты всегда поступаешь по-своему. Я для тебя давно уже… не авторитет…

«Лидочка» нахмурилась: что она еще придумала?!

– Но, пожалуйста, послушай меня хоть раз в жизни!

– Я слушаю.

– Лидочка, он очень хороший человек! Очень! Почему бы вам не пожениться, а? Он же не против!

– Если ты надеешься, что я уеду в Трубеж и оставлю тебе квартиру, то не обольщайся!

– Ну при чем тут квартира!

– А то ни при чем?

– Вы могли бы жить у нас!

– Да что ты? И где именно? На кухне? Мам, не лезь в мои дела, я сто раз тебя просила! Я сама как-нибудь разберусь. Меня… Нас с Марком все устраивает. Тебя, как мне кажется, тоже.

– Я хочу, чтобы ты была счастлива!

– Только у меня свои представления о счастье, извини. Твой вариант меня не устраивает.

– Лидочка, мне кажется… Мне кажется, папа тоже одобрил бы Марка!

– Вот только не надо! Не надо мне рассказывать про папу!

– Да, да! Я знаю, я виновата! Вечно виновата. – Люсик заплакала. – Мне было всего восемнадцать, девчонка! Что я понимала! Мне просто хотелось… радоваться жизни! А он… Я его и не видела! Экспедиции, университет! А я одна… с ребенком. Теперь ты! Такая же… как отец…

– И горжусь этим!

– Вот и живи со своей гордостью! Черепки твои тебе дороже людей!

Подхватив Ильку, Лида вышла из комнаты и хлопнула дверью.

Мать уехала, и Лида сразу же вздохнула посвободней. Ольга Аркадьевна была очень мила с ней, но без фамильярности. И ни разу не назвала Лидочкой, только – Лидия: в ее устах это звучало так изысканно, что Лида, которая с детства ненавидела свое имя, пожалуй, готова была с ним примириться. На самом деле Марк довольно долго готовил мать и к известию о рождении сына, и к приезду Лиды. Ольга Аркадьевна, как и Людмила Владимировна, никак не могла постичь, что мешает «молодым» пожениться и что такого необыкновенно важного в Лидиной науке, что ею нельзя заниматься в Трубеже!

– Ну и что? Переехала бы к нам, что такого! Наука… И что это за наука – археология? Возиться с грязными черепками! Это так… неженственно. Я же уехала из Москвы – и ничего. Все бросила! А как счастливы были с Колей!.. – И ее глаза наполнялись слезами.

Конечно, Ольга Аркадьевна потихоньку присматривалась к Лиде, и та все время чувствовала на себе взгляд удивительных глаз «мадам Шохиной». Огромные, светлые, с длинными ресницами – сияющие «весенние» глаза, как говаривал, любуясь, отец Марка. Только познакомившись с Ольгой Аркадьевной, Лида смогла, наконец, осознать, что такое настоящая женственность: «мадам Шохина» обходилась без кудряшек и оборочек, но в любом ее строгом наряде, в любом скупом жесте было в миллион раз больше изящной и притягательной женственности, чем во всех модных ухищрениях и кокетливых ужимках Люсика.

Не сознавая этого, Лида незаметно поддавалась влиянию Ольги Аркадьевны: переставала сутулиться, старалась не махать руками и не класть локти на стол, а садясь, думала о том, как поизящней пристроить длинные ноги. «Мадам Шохина» не делала ей замечаний, не лезла с советами – одним своим присутствием Ольга Аркадьевна заставляла Лиду как-то подтягиваться. Теперь Лида понимала, от кого Марк унаследовал свое неотразимое обаяние! Она не могла не замечать, с каким восторженным обожанием смотрят на Ольгу Шохину ученики, коллеги, друзья, поклонники, – и сама невольно поддавалась ее чарам, недоумевая: как? Как она это делает?!

– Ах, девочка, наша сила – в нашей слабости. Мужчина должен чувствовать себя немножко рыцарем, это поднимает его самооценку.

Но Лида не понимала, что хорошего в слабости, и с трудом переносила рыцарственное отношение Марка – она привыкла быть на равных с мужчинами, во всем полагаться на себя. Лида умела организовать работу большой экспедиции, и ее страшно забавляло, что по приезде в Трубеж она тотчас превратилась в изнеженное создание, хотя в экспедициях Лида таскала такие рюкзаки – мама дорогая! Ей не позволялось заниматься никакой тяжелой работой – не женское это дело! – а она с удовольствием покопала бы грядки, уж лопату держать в руках приходилось не раз.

Оказалось, что у Шохиных совсем не такая тихая и спокойная жизнь, как представлялось Лиде. Первое время Лида думала, что «мадам Шохина» собирается куда-то идти, раз так наряжается с утра пораньше: всегда тщательно причесана, в элегантной блузке с юбкой или в платье, всегда при серьгах и каких-нибудь бусах, губы тронуты помадой…