Правда во имя лжи - Елена Арсеньева Страница 11

Он хихикнул, грубо лапнул Лиду за неприличное место, так чтоона по-дурацки взвизгнула, потрепал Анри по мясистому загривку и влепил имобоим по поцелую, – к счастью, начав с Лиды. Пес облизал хозяиново лицо, аболее ничем своего темперамента не выразил – висел да и висел на руках у Лиды.В это мгновение из репродукторов грянул знаменитый марш «Прощание славянки», иЕвгений, крепко захлестнув Лидину руку тонким ременным поводком, вскочил наподножку вагона-ресторана. Вскочил он очень забавно – спиной вперед, словно приперемотке пленки в видеомагнитофоне пустили обратное изображение. Лиданепременно засмеялась бы, если бы нашла силы. Но пока сил у нее ни на что небыло, кроме как машинально стискивать в объятиях черного, лоснящегося Анри и растеряннопялиться вслед вагону-ресторану, уносящемуся прямиком в Адлер.

Почему-то в сей дурацкий миг она вспомнила чудныйфранцузский фильм «Графиня де Монсоро» и то, что Анри Четвертого там ласковоназывали Анрио. И тотчас заметила, что Евгений как-то странно дергается наподножке и машет, что-то крича, однако разобрать слова невозможно: «Славянка»прощалась очень громко. Лиде на миг показалось, что Евгений даже пытаетсяспрыгнуть с подножки, но кто-то удерживает его. Может, легендарная Наденькаподоспела-таки?

Поезд чуть повернул, и Евгений исчез из поля Лидиногозрения. И тут наконец руки у нее разжались, и тяжеленный Анрио шлепнулся наперрон, возмущенно взвизгнув. Утвердившись на лапах, коротковатых для егомощного тела, повернул большую голову с тупым лбом и внимательно уставился наЛиду. Над его глазами было два желтых пятнышка. Морда курносая, брыластая,вроде бы сонно-добродушная, однако в складках губ вдруг просверкнуливнушительные зубищи. Бульдог, что ли? Нет, кажется, эта порода называется ротвейлер.Или как-то в этом роде.

Господи… да ведь это одна из самых неуправляемых пород!Пес-боец! Если он разозлится, Лида никогда с ним не справится. Да и если неразозлится… В соседнем подъезде того дома, где жила Лида в Нижнем, обитал такойже ротвейлер, и ей не раз приходилось видеть, как его крепенький хозяин, скаждым месяцем и годом обретавший все большее сходство со своим псом, влачитсяв кильватере его напористого движения, только делая вид, что это он выгуливаетпса. На самом же деле всякому было ясно, кто тут кого выгуливает!

Анрио смотрел на Лиду, а Лида смотрела на него. Взаимноесозерцание затягивалось. Почудилось ей или в глазах с желтыми пятнышками ивпрямь вспыхнуло недоумение?

– Чего уставился? – сердито спросила она, перехватываяповодок и норовя повернуть пса так, чтобы не пялился на нее больше. Может, еслине станет смотреть – не догадается о подмене? Она забыла, что зрение неотносится к числу определяющих собачьих чувств.

Глаза-то отвести Анрио отвел, но потянулся к подолу красногосарафана и принялся его сосредоточенно нюхать. Сарафан, конечно, пахнул знакомо– Соней, и тяжелые складки, собравшиеся на загривке Анрио, разошлись. Но тут жеугрожающе собрались снова, когда влажный нос пополз по голым Лидиным ногам.

Вот сейчас учует незнакомый запах, вот сейчас обидится, чтоего подсунули абы кому, и выразит свой протест самым доступным для всякойсобаки – а особенно такой страшной! – образом… И Лиде до того стало жаль своихточеных, загорелых, стройных ножек – «самых красивых в Северолуцке и районе!» –что она мгновенно утратила власть над собой и забилась, задергалась, обеимируками и коленками отпихивая от себя пса и истерически вскрикивая:

– Пошел вон, дурак! Пошел вон!

Анрио оказался на диво послушен. Мигом убрал свой мокрый носот Лидиных ног, повернулся и затрусил по перрону, свесив тяжелую голову межплеч и вихляя задом. Двигался он в ту сторону, куда только что ушел поезд. Лидас тупым облегчением смотрела ему вслед, потом ощутила, что руке ее как-топодозрительно легко и свободно. Да ведь с нее соскользнул обмотанный Евгениемремешок, осталось только колечко с каким-то плоским, дырчатым брелком! А чтоэто змеится по асфальту вслед за Анрио? Тот самый ремешок!

Первым побуждением было предоставить Анрио обретенную имсвободу передвижения, развернуться – и убраться прочь с вокзала. Но Лидазамешкалась.

Черт!.. Наверное, Сонькина жизнь здорово осложнится, еслипропадет пес ее любовника. Недаром она так умоляла Лиду проводить Евгения,взять у него ключи и…

Боже! А где ключи?! Теперь понятно, почему Евгений так долготрепыхался на подножке уходящего поезда! Вспомнил, что забыл передать ключи,кричал, наверное, Лиде, чтобы она подбежала, поймала их, а она стояла, какмать-одиночка, прижимая к себе Анрио.

Итак, ключи не взяты, теперь и пес сбежит. А ведь они сСоней договорились встретиться вечером на квартире этого самого Евгения, и Сонепредстояло ее охранять по причине вышедшей из строя сигнализации и заодно пастиАнрио – по причине ссоры с соседкой, которая обычно занималась этим вотсутствие Евгения. Адрес сестра успела сообщить, но как туда теперь попасть, вэту квартиру?!

Ужасно захотелось плюнуть на все и, не дожидаясь вечернегомосковского поезда, ближайшей электричкой, с этого самого вокзала, через Вяземски Гороховец, уехать домой, сделав вид, что нынешнего дурацкого дня вовсе несуществовало в ее жизни. Но сумочка с паспортом, но костюмчик, оставшийся вквартире Сони, но сама Соня, которую она так некрасиво подведет! И вообще…

Лида уныло усмехнулась. Быстро же она запуталась вродственных чувствах. Не успела обрести сестру, а чувство долга по отношению кней уже тут как тут, словно бы всю жизнь они с Соней провели рядом. Хорошо,пожалуй, что не провели: если Сонька с первой же встречи забрала над Лидойтакую власть, можно представить, как бы она ездила на сестре, не разлучи ихсудьба. Соня, конечно, хорошая свинья: отправила Лиду на такое дело, не сказавтолком, что ее ждет. С другой стороны, скажи она правду – Лида ни за что непошла бы. Значит, у Сони сорвалось бы ее смертельно-важное дело, как онавыразилась.

Весело! Лида даже не спросила, что за дело: просто принялавсе Сонины условия, позволила выстричь себе челку (сбылась мечта идиотки!) ипомчалась на вокзал. И вот вам результат…

Однако что же она стоит столбом? Хотя бы собаку поймать! Апотом подумать, что делать дальше.