Любовь нельзя купить - Франческа Клементис Страница 11

«Как же это со мною случилось? — спрашивал он в последнее время у самого себя все чаще. — Почему моя жизнь оказалась такой заполненной? Я был тихим человеком. Да о чем это я? Я и сейчас тихий человек. Мне всегда было нужно только одно — спокойная семейная жизнь, умеренно успешная карьера с минимальным риском, несколько некрутых вершин счастья, ничего лишнего, что могло бы вызвать депрессию.

Поэтому я и женился на Милли, милой девушке, которая, казалось, так похожа на меня: тихая, скромная в притязаниях, с радостью оставившая карьеру, как только появились дети. А потом все это навалилось на меня — шум, грохот, посторонние люди, друзья Милли, которые должны были стать и моими друзьями. Но мы не стали тесной сплоченной семьей, которой никто больше не нужен; мы живем коммуной, наши двери и жизни распахнуты настежь».

Постоянная занятость лишила Тима главного — времени на размышления, и годы ушли на то, чтобы определиться, что же он сделал не так.

В конце концов он решил, что во всем виновата Милли. Она ввела его в заблуждение, заставив подумать, что она такая же, как он, тогда как сама все время играла, притворяясь тем человеком, которого он хотел в ней видеть. Он вынужден был признать, что ей это хорошо удавалось. Она оказалась просто профи.

И только увидев, как развивается ее дружба с Тесс и Фионой, он понял, как она действует, не оправдывая ожиданий ни одной, ни другой, она ловко лавировала, никого не задевая, от одного человека к другому.

И хотя он восхищался ее профессионализмом и неизменной многолетней верностью подобному притворству, он никогда не ожидал, что его жена способна сыграть в их браке столь сложную роль.

Он запутался. Он больше не понимал эту женщину. При мысли о ребенке у него голова шла кругом. Он не знал, умышленно ли она забеременела после того, как они решили, что Натан будет последним. Она говорила, что это вышло случайно, но, сколько он ее знал, она много всякого говорила, и он уже не понимал, где та искусно обозначенная черта между правдой и ложью.

Одно он знал точно — ему не нравится его жизнь, надо бы с кем-нибудь об этом поговорить, кто действительно понял бы его. Ему на ум тотчас пришло лишь одно имя, но он отринул его как нелепое и совершенно неподходящее.

«Но кто еще?» — спросил он у самого себя, прежде чем предпринять шаг, который лишит его последнего свободного окна в ежедневнике и в жизни.

* * *

Тесс и Макс ходили по дому за агентом по недвижимости точно щенки, ловя его вздохи и стараясь разобрать наверняка пренебрежительные характеристики, которые он нашептывал в свой суперсовременный диктофон.

Наверное, впервые за много лет они осознали, сколько требуется времени, чтобы обойти их недвижимость. Три этажа и крутые открытые лестницы свидетельствовали о надежности и основательности постройки. Хороший дом.

Жили они на первом этаже, где в четырех комнатах свободно разместились кухня, столовая, гостиная и детская. Совсем недавно здесь закончился дорогостоящий ремонт терпящих бедствие деревянных полов, что свидетельствовало об окончательном уходе из-под влияния родителей. Те были недовольны отсутствием ковров от стены до стены, которые в их представлении символизировали респектабельность.

Тесс и Макс ощутили некоторую неловкость, когда агент по недвижимости заглянул в каждую из шести спален, четырьмя из которых явно не пользовались, но которые были отменно отделаны.

«Мы думали, что у нас будут еще дети! — хотелось им закричать. — Мы ведь покупали такой огромный дом не для того, чтобы конкурировать со средней гостиницей по количеству свободных комнат».

Макс старался держаться поближе к агенту, надеясь, что тот по достоинству оценит интерьер, способный так много рассказать о супругах и семье. Наверняка на него большое впечатление произвела солидная мебель, которая осаживала дом к фундаменту; наверняка он разглядел, что эти комнаты не испорчены ДСП. Каждый залюбовался бы внушающими благоговейный страх предметами современного искусства и скульптурами, До того нелепо абстрактными, что они просто обязаны были быть дорогими. Нельзя было не догадаться, что вписывающийся в угол диван сделан по заказу согласно подробному чертежу, который занял у Тесс с Максом не меньше недели. И, конечно, агент обратил внимание, что ткань для занавесок из Гонконга, а ковры из Китая.

Но все это оказалось неважным, для надменного чужака, который подсчитывал, сколько стоят их жизни. Их озадачило его очевидное пренебрежение к интерьеру, распланированному с такой любовью. Он шагал из комнаты в комнату, почти маниакально сосредоточившись на своем электронном измерительном устройстве.

«У нас, по крайней мере, чисто, — подумала Тесс, — это должно сыграть положительную роль».

Накануне заходили Фиона с Милли, сразу после того, как подбросили детей до школы. Они целый день помогали Тесс наводить порядок в доме снизу доверху. Милли работала больше других. Тесс обняла ее в знак благодарности, не столько за помощь, сколько потому, что поняла — Милли пытается сгладить свою воображаемую вину за то, что так легко зачала.

После школы к принудительному труду присоединились все девятеро детей (родители договорились написать в дневниках, что их чада были больны), и даже Вольбурга, неряшливая помощница Фионы, была завербована на службу. Вечером, когда Грэм и Тим вернулись домой с работы, а Макс — с печального рандеву из банка, они тоже присоединились к партии уборщиков. Тим заказал на всех пиццу и заплатил за нее. Грэм сбегал домой и принес хорошего вина. Подобное проявление дружелюбия и верности заставило Тесс расплакаться.

Этому радостному собранию суждено было стать последним на долгое время.

Едва все ушли, Тесс и Макс в изнеможении рухнули на диван. Они уже немного отдалились от своего дома, в котором не было так чисто прибрано с того времени, как они сюда въехали.

— Не могу поверить, прошло всего двое суток, — сказала Тесс. — Всего два дня назад все было нормально, у нас было будущее, и вдруг случилось так, что я ничего не вижу дальше завтрашнего утра.

Максу хотелось взять ее за руку, но он чувствовал себя слишком виноватым. Он знал, что несет полную ответственность за эту ситуацию, и понимал, что попытка утешения может встретить справедливый отпор.

Тесс сама взяла его за руку, отлично представляя, каково мужу. Ей тоже захотелось утешить его, хотя она и вынуждена была признать, что главным образом он должен отвечать за все то, что случилось. Она решила, что пришло время задать тот самый вопрос, который давно вертелся у нее на языке:

— Почему ты мне раньше ничего не говорил?

Она постаралась, чтобы голос прозвучал ровно, без намека на взаимные обвинения. Это было нелегко, потому что в такой ситуации она представляла себя в бигуди, со скалкой и в цветастом нейлоновом халате, кричащей на мужа, точно скандалистка из мультфильма.

Макс боялся отвечать на этот вопрос не меньше, чем Тесс боялась задавать его.

— Думал, все обойдется. Были кое-какие мысли. Просто я считал, что если переживу несколько нелегких месяцев, то смогу отдать деньги, которые занимал, и все будет по-прежнему.