Жду, надеюсь, люблю… - Ирина Лобановская Страница 11

Марина удивлялась — старички всегда жили вдвоем, замкнуто и закрыто от других, и никто даже не знал, есть ли у них дети. Во всяком случае, детей не видели. Хотя Володя купил домик под Москвой лет десять назад и, что происходило там раньше, не представлял. Но и другие соседи тоже ничего ведать не ведали.

Павел… Сосед по даче. Ну что же, будем знакомы…

Марина закуталась в платок поплотнее, прямо утонула, исчезла в нем.

— Там открыто, я не запираю, — и пошла к дверям.

— И отправился Иван-царевич в дорогу дальнюю, и нашел свою Василису Прекрасную, краше которой не было никого на земле… А потом поехал с ней назад, в отчий дом, и сыграли они свадебку. И я там был, мед-пиво пил. По усам текло, да в рот не попало. Спи, Пашенька, поздно…

Как это смешно: по усам текло… А что такое усы? Кто-то когда-то рассказывал Паше сказку, и эти слова, единственные, он запомнил. И женский голос, ласковый, добрый… Наверное, мамин.

По ночам к Паше приходила мышь. Вылезала откуда-то из-под пола. Паша ее ждал, уставившись в уголок, хорошо видный в лунном свете, и всегда сразу замечал гостью, даже если луну закрывали тучи. Зверек сначала тихо сидел на месте, осматриваясь, нет ли какой опасности. А потом, успокоившись, — никто его здесь ловить не собирается! — бежал искать остатки еды. У мышки были острая мордочка и темные глазки. Мышь красивая. Как Василиса Прекрасная. Паша приветливо махал мышке рукой. Мышь его не боялась, привыкла к нему. Все остальные в доме уже спали.

— Ночью опять приходила мышь, — говорил Паша за завтраком поварихе Зине.

Она большая и мягкая, если к ней прижаться. И как-то медленно и неуверенно двигающаяся на толстых ногах.

— Мышь? — привычно сердилась Зина. — Да сколько тебе повторять, убогий, это крыса! Здесь крыс полно! Да и мышов тоже хватает. Из подпола бегут на тепло, на хлеб… Хвост-то у нее небось голый? Опять не заметил? Что ты все никак не разглядишь?

— Я не смотрел на хвост, — отвечал Паша. — Я смотрел на мордочку. Она красивая…

Зина начинала хохотать, прикрывая рот ладонью. Интересно, зачем она так делала?

— Ох, красивая! Ну, ты даешь, Пашка! Чтой-то у тебя все красивые? И мышь, и город, и даже Зойка!

— Да, — упрямо шептал Паша. — Очень красивая… Зоя тоже…

Услышав свое имя, Зоя подходила ближе. И улыбалась. Смотрела прямо Паше в лицо. У нее это плохо получалось: глаза съезжались к носу, а иногда исчезали совсем. Но были они такие красивые, эти глаза…

Зоя почти всегда молчала, потому что говорить едва умела. Ее учили-учили врачи в белых халатах, а потом бросили, сказали: нужно Зою везти в город, в какой-то центр, и там показывать другим врачам. Но везти Зою в город было некому.

— И что ты, Пашка, все мамкаешь и мамкаешь? — продолжала Зина. — Всю ночь мамку зовешь… Слыхала я тут, когда дежурила. Прямо надоел ты мне. Не приедет она за тобой! Мать у тебя — пьяница, алкоголичка, понятно? Давно спилась, а может, и сдохла где под забором! На кой ляд такую ждать? Я ее немного помню, приезжала как-то… Давно. Ты еще маленький был. Чего хотела? Морда красная, опухшая, с синяками… Страх глядеть. Теперь не приезжает. Ну, може, отец вернется, кто знает… А так ни ты, ни другие здесь никому не нужны.

Паша молчал. Ему надоело без конца возражать Зине. Она все равно мало что понимала. И просто ничего не знала, а его маму перепутала с чьей-то еще. Его мама красивая, необыкновенная, самая лучшая на свете, как Василиса Прекрасная, которой краше нет на земле. И она обязательно приедет за ним. Вот только освободится от своих важных дел… И они поедут домой, где чисто прибрано, на столе нарядная клеенка, в горшках цветы, а на полу — ковер. И белье на кровати белое-белое. Много вкусной еды. Мама приедет, конечно, летом, когда хорошая, сухая дорога, потому что осенью и весной, в грязь, к ним не доберешься. А зимой очень холодно.

— Вас не накормишь, дармоеды! — часто сердилась и кричала Зина. — Жрут и жрут, только успевай подавать! Прямо животы бездонные! А у меня дома тоже свои детишки есть просят!

— Зина, это для таких детей естественно, — один раз остановила повариху врач в белом халате. — Норма. У них вся жизненная сила тратится на питание.

— Ну уж я не знаю, что там у них тратится! — закричала Зина. — Только государство выдает на них рупь в день, а они готовы слопать на стольник!

— Рубль — это сколько? — спросил Паша. — А стольник?

Ему никто не ответил. Что такое день? А неделя? Месяц? Год? Эти слова не имели никакого смысла и объяснения. В отличие от красоты.

И город, откуда приезжали к ним сюда врачи в белых халатах и другие строгие важные люди, тоже очень красивый. Паша верил в это, хотя никогда не выходил дальше двора своего интерната. Да и ходить далеко ему было не под силу.

— Ты прямо как Лошарик! — недавно всплеснула руками молодая приезжая врачиха. — Я вдруг, сама не знаю почему, вспомнила, глядя на тебя… Знаешь, жила такая сказочная лошадка, сделанная из шариков. В мультфильме. Она сначала плохо ходила, училась, но потом стала бегать и прыгать. Шарики ведь легкие. И ты будешь быстро бегать. Обязательно!

— Конечно, — согласился Паша и повторил: — Лошарик… Это кто?

— Это просто сложили два слова, — объяснила врач. — Лошадь и шарики. Она же из шариков! От первого слова взяли первый слог. Ты знаешь, что такое слог?

Другая врач посмотрела на молодую какими-то странными нехорошими глазами.

— А как это — сложили? — спросил Паша. — Сложить можно дрова во дворе, а как слова? Я не понимаю…

— А тебе сколько лет? Ты умеешь читать и писать? — продолжала молодая. — Кто с тобой здесь занимается?

— Меня учили, но это очень трудно, — сказал Паша. — Потом бросили. От нас все уезжают. Но здесь очень хорошо. А лет мне… Я забыл… Надо Зину спросить. А что такое «лет»? Это как?

Врачи посмотрели друг на друга.

— Я больше сюда никогда не приеду, — вдруг сказала молодая. — Я не знала… Я первый раз и до конца не понимала… Мне должны были объяснить…

— Я вас обидел? — испугался Паша и осторожно погладил докторшу по руке. — Вы на меня не сердитесь, а то на меня всегда кричат. И приезжайте к нам, пожалуйста, еще. У нас очень хорошо! Зина добрая, красивая, Зоенька тоже, все хорошие. У нас есть игрушки и книжки с картинками. И телевизор тоже. Только он плохо работает. У нас теплое лето. Хорошие кровати. Вкусная еда. А ночью ко мне приходит мышь! Я жду здесь маму. Она скоро за мной приедет. И папа тоже. Когда его выпустят из тюрьмы. А вы не знаете, что делают в тюрьме? Если бы я мог хорошо и быстро ходить, я бы сам пошел искать маму. Я ее очень хорошо помню. Вы ее нигде не видели? Она очень красивая, как Василиса Прекрасная. Может быть, вы ее где-нибудь встретите… А вы знаете сказку про нее?…

Молодая женщина почему-то торопливо вышла из комнаты.

— Ох, Пашка, — говорила вечером за ужином Зина. — Все-то ты людей пугаешь! Опять мышом своим! Молодухи мышов ужасть как боятся. Ты это знай! И про тюрьму тоже зачем было поминать? Ну, сидит и сидит! В тюрьме тоже люди. Да може, помер давно… Уж напугалась она, расплакалась! Себя пожалела! А говорит, что вас. Выдумала про какого-то Лошарика… Глупство одно! В город умчалась, как наскипидаренная… Присылают тут всяких! Прилетели и улетели… Разве вам этих надо? Каких надо, такие сюда не поедут. Им плотют иначе. Няньки и те посбегали все как одна. Белье перестелить некому. Я потому осталась, что при кухне. Порося второго выкормила, кроликов завела…