Зять для мамы - Ирина Словцова Страница 11

Моложавая женщина в строгом костюме, вышедшая из двери одного из кабинетов, звонко поздоровалась со всеми и вышла к первому ряду сидевших.

– Меня зовут Алевтина Федоровна, я председатель Комитета солдатских матерей – для тех, кто меня не знает. И я предлагаю начать наш разговор так, как это мы делаем обычно, – с рассказа о проблемах, с которыми вы столкнулись. А я по ходу буду их комментировать и объяснять ваши права. Здесь присутствуют родители, которые уже приобрели и опыт, и закалку в общении с чиновниками комиссариатов города, так что они поделятся тоже своими впечатлениями и дадут вам свои рекомендации. Ну, с кого начнем? – Алевтина Федоровна доброжелательно оглядела аудиторию…

– Ну, может, я расскажу, – нерешительно переступил с ноги на ногу мужчина, державший в руках кепку. – У нашего сына диабет, и он по медицинским показаниям не подлежит мобилизации, но ему написали в карточке «годен», и вот теперь мы обиваем пороги кабинетов и доказываем, что белое – это белое.

– У кого аналогичная проблема, поднимите руки, – попросила Алевтина и, увидев несколько вскинутых рук, решила, что вопрос стоит обсуждения. – Я попрошу Ангелину Викторовну – вот она сидит около меня – рассказать, как действовала их семья в аналогичной ситу–ации.

Принцип организации беседы Марине стал понятен – что-то вроде сеанса психотерапии Кашпировского и обмена опытом. После Ангелины Викторовны выступила другая женщина и стала рассказывать, каким образом матерям удается проникать на территорию районных военкоматов, несмотря на то что там «установили уже три вертушки и всячески препятствуют нашему присутствию»…

Ей же хотелось совершенно конкретных, четких рекомендаций. В конце концов, она могла получить их и сейчас, если бы располагала временем… Марина потихонечку стала пробираться к выходу.

– А вы что-то уже услышали полезное для себя? Женщина, которая пробирается к выходу, я к вам обращаюсь! – услышала она голос Алевтины и поняла, что речь идет о ней. Она остановилась, обернулась и обнаружила, что стала притяжением внимания аудитории. «О Господи, вот только публичности мне и не хватало!»

– Да-да… – поспешно сказала она. – Я уже услышала все, что мне требуется. Извините. – И еще проворнее стала пробираться к выходу.

Марина давно собиралась пойти к Юлии Прохоровой, приятельнице, с которой они дружили уже лет два–дцать. Она даже не помнит, при каких обстоятельствах они познакомились. Так это было давно. Юлия работала старшей медсестрой их районной поликлиники, была замужем за начальником отдела кадров сети универсамов и воспитывала двоих сыновей.

Марина надеялась, что подруга подскажет ей, каким образом можно получить законное освобождение от службы в армии по медицинским показаниям. А если еще дома окажется ее муж Павел, то это будет идеальный вариант. Она расспросит его о том, как при желании кадровик может закрыть глаза на отсутствие военного билета.

…Павел был дома: очевидно, он стоял в прихожей, так как его голос слышно было еще с лестничной площадки первого этажа. Как только она позвонила, с внутренней стороны двери послышался удар крупного тела. Это пес Прохоровых таким образом показывал хозяевам, что пришел в гости человек, которому они (он знает точно) всегда рады. Стоило только двери открыться, как Джимка кинулся ей в ноги, виляя хвостом.

– Проходи, Петровна, – приветствовал ее Павел, только что вернувшийся с прогулки, – проходи, я вот только сейчас ошейник с этого кабыздоха сниму, да и тоже с вами чайку попью.

– А мы как будто тебя звали, – выглянула полнолицая румяная Юля. – У нас, может, свои, девичьи разговоры.

– Да ладно, – кокетничал Прохоров, – вспомнила бабка, как в девках была. Петровна к нам так редко заходит, что я уж и забывать стал, как она выглядит-то. Я сейчас…

Марина в какой-то психологической книге читала, что женская дружба носит некий терапевтический оттенок: если прийти к приятельнице в гости, чаю попить, вкусненького поесть, поболтать, пожаловаться – станет легче. Так у них было с Юлией. Они бегали друг к другу в гости особенно часто, когда над их семьями сгущались облака. Был период, когда Павел начал пить, и Юлия с сыновьями все вечера, иногда до ночи, проводила у Марины. Возвращалась домой, когда муж, угомонившись и устав от самого себя, засыпал. Слава Богу, этот запойный кошмар закончился так же внезапно, как и начался.

Марине нравилось бывать у Юлии, поскольку та относилась к породе людей, которые всегда уверены в том, что поступают правильно, и они действительно поступают правильно. В ней была спокойная домовитость, которой не хватало Марине, Юля умела слушать не перебивая и хранить доверенные ей тайны.

– Хочешь супу грибного, только что сварила? – стряхивая вафельным полотенцем невидимые крошки с кухонного стола, спросила приятельница. – Мои за–жрались совсем. Два раза подряд щи сделала – уже надоело. Ну, рассказывай, как дела у тебя.

Марина вкратце изложила последнюю сводку с поля боя: зять прошел собеседование в нескольких фирмах, нигде не отказали, но и не взяли, обещали позвонить; разослал резюме по электронной почте в несколько фирм. Вот «ждем-с». Она просила у Юлии узнать, какие врачи могли бы помочь в оформлении соответствующих документов и какая сумма потребуется, чтобы оплатить их помощь. Не успела Марина договорить, как Павел, до этого слушавший ее с нескрываемым неудовольствием, зло прервал ее на полуслове:

– Вот вы, бабы, сначала парней портите, а потом пищите, что настоящих мужиков нету. Откуда он мужиком станет, если ты его ватой обложила? – возмутился он и высоким фальцетом передразнил: – «Тут упадешь, тут подскользнешься, тут возможен нервный срыв!..» – И снова перешел на бас: – Он во Франции один жил? Один! Значит, как-то он себя обиходить может? Может! Да выгони ты его к чертовой матери! Пусть, в конце концов, послужит в армии, вернется – поумнеет.

– Если вернется… – тихо возразила Марина, пораженная резким монологом Павла. Она никогда его не видела таким злым.

– Что? Да половину страшилок про армию вы же и понадумали со своим Комитетом солдатских матерей. Если бы этих ненормальных не пускали в воинские части, то порядка было бы больше. Я приехал в этот город из деревни – меня никто не ждал. Я пошел на стройку, получил общежитие и сам заработал себе и эту квартиру, и все остальное. Я сам стал тем, что я есть сейчас. И меня никто не тронет, и моих детей никто не тронет. Да что ты мне все знаки делаешь? – обратился он к жене. – Должен же ей, – и он резко показал на Марину пальцем, – кто-то правду сказать. Я уж закончу, раз начал.

Марина как оглушенная сидела, помешивая чайной ложечкой в давно уже пустой чашке. Павел продолжал:

– А по поводу твоего вопроса я тебе отвечу: я мог бы найти применение этому инфантилу, у нас сеть универсамов большая… Но если у него документы не в порядке, зачем мне нарываться на неприятности? При первой же проверке кадровой документации все выяснится. Зачем мне рисковать ради какого-то сопляка? И Юлию не втравливай в это дело. Нравится тебе сюсюкать – ты и сюсюкай. – К концу обвинительной речи лицо Павла побагровело. Марина подумала, не поднялось ли у него давление.