Полуночные признания - Кэндис Проктор Страница 11

Ярдли пренебрежительно махнул рукой:

– Для вас это – счастливое совпадение. Только очень здоровые живут в Новом Орлеане достаточно долго. Сейчас в год здесь умирает до двадцати процентов населения. Как вы думаете, сколько из ваших парней способны пережить полномасштабную эпидемию желтой лихорадки?

– Надеюсь, что все.

Ярдли рассмеялся. Население Нового Орлеана было даже недовольно отсутствием эпидемии в этом году. Все знали, что коренные жители города в отличие от пришельцев лихорадкой почти не страдали. Была надежда, что город избавится от непрошеных хозяев или, по крайней мере, горожане получат удовольствие наблюдать за похоронами янки.

Зак задумчиво провел пальцем по краям кружки.

– Все же почему из всех больниц этого удивительно нездорового города вы решили остановиться именно на этой?

– А, это из-за Филиппа. Филипп был… – запнулся, и Зак поднял на него удивленный взгляд.

Чуть подумав, англичанин продолжил: – Филипп – мой большой друг.

– А Генри Сантер?

Зак посмотрел прямо в глаза доктору, и тот выдержал этот взгляд.

– Мы были коллегами, но не друзьями. Честно говоря, я и представить себе не могу, кто хотел убить его и почему. Он всегда казался открытым, простым человеком. Если у него и были секреты, он хранил их очень хорошо.

Зак поднялся, чугунные ножки стула скрипнули на камнях неровной мощеной дорожки. Он отвернулся, но англичанин его внезапно окликнул:

– Что в этом деле такого, господин начальник военной полиции? Почему вас так интересует, по какой причине один старый доктор-креол отправился в могилу на год-два раньше, чем следовало?

– Убийство произошло во время моего дежурства.

– Но зачем заниматься этим столь скрупулезно? – спросил доктор.

Зак знал, что Ярдли вовсе не интересует ответ на этот вопрос, и направился прочь, к темному затхлому кирпичному туннелю, который представлял из себя ворота. До него донесся голос англичанина:

– Жаль, что вы увидели доктора только после смерти, майор. Вы бы с ним прекрасно поладили.

Эммануэль стояла на пороге комнаты, которая была спальней ее мужа на протяжении десяти лет их супружества.

Это была «гарсоньер» – «мальчиковая» маленькая комната, выходящая окнами на кухонное крыло дома, которое построили рядом с основным зданием, а не как обычно – сзади; два здания соединялись галереей. В Новом Орлеане в подобные комнаты переселялись мальчики по достижении ими тринадцати-четырнадцатилетнего возраста, так, чтобы они могли по вечерам приходить и уходить, когда пожелают. Люди считали, что Филипп спал в этой комнате, только когда боялся разбудить Эммануэль, которая нередко поздно возвращалась домой из больницы. На самом деле Филипп ночевал в этой комнате всегда, когда был дома.

После смерти Филиппа Эммануэль была здесь только однажды, с Роуз, чтобы забрать несколько вещей, которые хотела сохранить для Доминика. Другие вещи Филиппа оставались на своих местах. Придя сейчас, она замерла на пороге, словно почувствовав присутствие мужа. Его хлыст лежал там, куда Филипп небрежно бросил его, – на бюро за трубкой. Маленькая коричневая книга в кожаном переплете лежала на полу рядом с кроватью. Казалось, даже запах Филиппа едва уловимо ощущался в воздухе. Эммануэль стоило большого труда сделать шаг вперед. Хотя Филипп был мертв, она никак не могла избавиться от ощущения, что вторгается в чужое жилище. Но ей обязательно нужно было здесь кое-что найти.

Эммануэль заставила себя преодолеть короткий путь до большого старого шкафа из кедра, где Филипп хранил свои личные вещи, и, уже не колеблясь, повернула ключ в замке. Широкие дверцы скрипнули и распахнулись. Здесь запах Филиппа смешивался с едким привкусом гашиша, ветивера [2]и пыли.

Эммануэль точно знала, что ищет, поскольку уже видела это на нижней полке шкафа, перебирая вещи Филиппа после его смерти. Это был дубовый ящик, примерно восемнадцати футов в длину и ширину. В нем находился «набор для убийства вампиров» – бутыль со святой водой, деревянный крест и маленький арбалет вместе с четырьмя миниатюрными стрелами с серебряными наконечниками. Это было что-то вроде игрушки, весьма забавлявшей Филиппа, которую ему подарил брат Клер, Антуан Ла Туш.

Теперь на месте арбалета остался лишь отпечаток в пыли.