Запретное влечение - Барбара Пирс Страница 11

– Если у него и были какие-то соображения на этот счет, то думаю, что ранение в плечо стало лучшим доказательством того, что он ничего не смыслит в лошадях.

После первого же выстрела Фейна Никот рухнул на землю и завыл от боли. Это было жалкое зрелище. Рамскар вздохнул.

– Я догадываюсь, что причины дуэли с лордом Белтоном были такими же надуманными?

Фейн неожиданно ухмыльнулся, отчего на его левой щеке появилась ямочка.

– Вообще-то Белтон имел все основания злиться на меня.

Все-таки я переспал с его сестрой. Он заявил, что я соблазнил невинную девицу, и потребовал удовлетворения, если я откажусь на ней жениться.

– Что за ерунда, – мрачно заметил граф, возмущенный несправедливыми обвинениями в адрес друга. – Все знают, что ты никогда не связываешься с девственницами. Я полагаю, что леди была лишена невинности еще до тебя и утверждения лорда Белтона – лишь жалкая ложь?

Рамскар был прав. Фейн избегал невинных девушек, как некоторые сторонятся портовых проституток. К счастью, леди призналась в том, что уже приобрела опыт плотских утех, когда Фейн ясно дал ей понять, что его волнуют вовсе не ее добродетели. Остаток вечера они провели самым приятным для обоих образом.

– Да, к счастью, ты прав. Как я потом узнал, лорд Белтон высказывал такие же претензии еще двум джентльменам. Я с удовольствием немного продырявил его.

– Он получил по заслугам, – с жаром отозвался Рамскар. – Ты ранил его в плечо или в бедро?

Фейн развел руками, выражая свое сожаление.

– Я прицелился слишком высоко. Пуля задела голову, но меня убедили в том, что ему ничего не угрожает.

– Ситуация с Холленсвотом поставила тебя в невыгодное положение. Пока ты не встретишься с ним на поединке, все господа, которые считают себя обиженными, бесконечно будут присылать тебе вызовы.

Именно поэтому Фейн хотел положить конец вражде с бароном, однако не без удовольствия оставлял отметины на телах идиотов, которые так безрассудно провоцировали его на ссору. С другой стороны, герцогиня и его сестра без понимания относились к тому способу, каким он решал возникающие споры. Фейн сомневался, что когда-нибудь сможет постичь женский ум.

– Если так будет продолжаться и дальше, то назначить мне встречу будет сложнее, чем попасть на скачки в разгар сезона.

– Карлайл, я не понимаю, как ты можешь с такой легкостью говорить об этом! Холленсвот бегает по всему Лондону и клянется, что прольет твою кровь при первом же удобном случае, а ты принимаешь вызовы от всех глупцов, которые спешат воспользоваться шансом опередить барона.

– Возможно, я обречен на раннюю смерть. Солити известны тем, что их судьба драматична. Можешь спросить у моего отца, – с горьким юмором отозвался Фейн. – О, я забыл! Ты не сможешь к нему обратиться.

Фейн отошел от Рамскара. Он не хотел ни с кем говорить о своем отце. Ему оставалось только догадываться, утихнет ли когда-нибудь боль в его сердце при воспоминании об ушедшем герцоге.

Даже теперь глубокий голос отца ясно звучал у него в ушах: «Мужчины нашего рода прокляты, Тэм. Имя Солити пробуждает в них самые необузданные желания. Титул и власть, данные им, только подстегивают их на пути к гибели. Мужчины будут презирать тебя, а женщины умолять о том, чтобы стать любовницами в надежде заполучить тебя. Но удача будет даваться тебе дорогой ценой. Наслаждайся и обзаведись наследником, пока можешь, сын мой, потому что ни один Карлайл, получив титул герцога Солити, не доживал до седых волос».

Его отец часто упоминал, что мужчины их рода прокляты.

Герцог не был суеверным человеком, но он верил в проклятие Солити. Хотя многие могли бы обвинить его в том, что он растрачивал свое состояние и вел себя в высшей степени легкомысленно, он жил по своим законам. Он дожил до пятидесяти четырех, прожив дольше, чем его предки. Отец Фейна утверждал, что был первым Солити, голову которого увенчала седина.

Пример отца убедил Фейна в том, что никакого проклятия Солити не существует. На протяжении многих лет он твердил себе, что его предки стали жертвами собственной неосмотрительности и бесшабашности. Проклятие словно освобождало их от ответственности и позволяло плыть по течению, собирая лавры и потакая своим прихотям. Это не означало, что Фейн считал себя лучше своих предшественников. Он тоже мог быть эгоистичным, одержимым, жестоким и слабым перед зовом плоти. Буйный нрав был дан ему от рождения и всячески поощрялся его семьей. Фейн вырос, постоянно бросая вызов смерти.

Рамскар поравнялся с ним.

– Ты думаешь о проклятии?

Фейн выразительно посмотрел на него, и Рамскар заколебался, прежде чем продолжить разговор.

– Я думал, что ты считаешь проклятие Солити выдумкой. Фейн остановился и в волнении ударил себя прутом по плечу.

– Так и есть.

– Тогда почему ты ведешь себя так, словно тебе все нипочем? – не скрывая раздражения, спросил его друг. – Ты постоянно рискуешь, принимая вызовы на дуэли…

Он махнул рукой, указывая на прохожих.

– А теперь еще и это демонстративное столкновение с Холленсвотом. Ты же поклялся, что не станешь принимать его вызов.

– Я не хочу драться с человеком, который расстроен из-за самоубийства своего брата, – просто объяснил Фейн.

– Ты так говоришь, – парировал Рамскар. – Но, тем не менее, ты собираешься встретить его с оружием в руках.

– Считай это проявлением моих талантов.

– Тогда ты безумец. Как только Холленсвот увидит тебя, он сделает все возможное, чтобы размозжить тебе череп.

Фейн был бы разочарован, если бы его противник отреагировал иначе.

– Спасибо, мой друг, за твою уверенность в моем боевом мастерстве. Я надеюсь, что выйду из этого столкновения целым и невредимым.

Казалось, граф не слышал его.

– Я клянусь, что твои последние поступки – это вызов самой смерти.

– Да, без сомнения, смерть в лице Холленсвота могла бы поживиться, – сказал Фейн, и зеленые глаза блеснули огнем, выдавая его серьезность. – Однако, к сожалению барона, в этот раз у него ничего не выйдет. Я не готов умирать.