Последняя песня - Николас Спаркс Страница 11

После того как она убежала, они закончили сет, и он должен был признать, что раза два пропустил подачи, чего обычно с ним не бывало. Скотт бросал на него злобные взгляды и, может, из-за игры света выглядел точно так же, как в ночь пожара, когда Уилл выхватил мобильник, чтобы позвонить в полицию. Этого оказалось достаточно, чтобы воспоминания вновь вырвались на волю.

Он сумел держать себя в руках, пока они не выиграли, но по­том решил, что неплохо бы побыть одному. Поэтому отправил­ся на фестиваль и остановился у одной из тех игровых кабинок, выиграть в которых было невозможно. И был готов бросить че­ресчур плоский волейбольный мяч в слишком высоко прикреп­ленную корзинку, когда сзади раздался голос:

— Вот ты где! — протянула Эшли. — Намеренно избегаешь нас?

«Да, — подумал он, — именно избегаю».

— Нет, — пробормотал он вслух. — Просто не играл с само­го конца сезона и хотел проверить, насколько потерял форму.

Эшли улыбнулась. Ее белый топ и длинные серьги выгодно оттеняли голубые глаза и светлые волосы. Она переоделась пос­ле финальной игры турнира. Она была единственной из его зна­комых девушек, кто регулярно носил с собой полный комплект сменной одежды, даже отправляясь на пляж. В прошлом мае на выпускном балу она переодевалась трижды: к ужину, к танцам и к последующей вечеринке. Подумать только, принесла с собой чемоданчик! Приколов корсаж к ее груди и сфотографировавшись, он был вынужден тащить чемодан в машину. Мать Эшли не находила ничего необычного в том, что она тащит с собой столько вещей, словно отправляется на каникулы, а на школьный вечер. Но может, в этом и кроется часть проблемы. Эшли как-то позволила ему заглянуть в гардеробную матери: эта женщина имела не менее двухсот пар обуви и тысячи различных предметов одежды. В этой гардеробной поместился бы «бьюик»!

— О, я тебе не помешаю! Страшно подумать, что можешь по­терять целый доллар!

Уилл отвернулся и ударом направил мяч к корзинке, он от­скочил от ободка и щита, прежде чем упасть внутрь. Раз! Еще два раза повезет, и он выиграет!

Когда мяч покатился назад, местный служащий уставился на Эшли. Та, похоже, даже не заметила его присутствия.

Когда мяч покатился по сетке и вернулся к Уиллу, тот взгля­нул на служащего:

— Кто-нибудь выиграл сегодня?

— Конечно! Полно выигравших каждый день, — ответил он, продолжая смотреть на Эшли.

Ничего удивительного: все и всегда замечали Эшли. Она как вспыхивающая неоновая вывеска для всех, у кого в крови бур­лит хоть капля тестостерона.

Эшли шагнула вперед, сделала пируэт и прислонилась к ка­бинке. И снова улыбнулась Уиллу. После того как ее объявили королевой вечера, она всю ночь носила тиару.

— Ты хорошо играл сегодня, — заметила она. — Подача ста­ла намного лучше.

— Спасибо.

— По-моему, ты почти так же хорош, как Скотт.

— Невозможно, — покачал он головой. Скотт играл в волейбол с шести лет, а Уилл начал в старших классах. — У меня хорошая реакция и прыжок. Но не такая техника, как у Скотта.

— Я говорю только о том, что вижу.

— Сосредоточившись на ободке корзины, Уилл выдохнул, стараясь расслабиться перед броском, как советовал тренер. Мяч просвистел сквозь корзинку. Два – два

— Что будешь делать с плюшевой зверюшкой, если выиграешь?

— Не знаю. Хочешь, подарю?

— Только если хочешь подарить именно мне.

Он понимал, что, по ее мнению, должен сам предложить ей игрушку, поскольку просить — ниже ее достоинства. После двух лет, проведенных с Эшли, осталось очень мало того, что он о ней не знал.

Уилл схватил мяч, снова выдохнул и сделал последний бро­сок — к сожалению, слишком резкий. Мяч отскочил от заднего края ободка.

— Почти, но не совсем, — покачал головой служащий. — Вам нужно бы попробовать еще раз.

— Я проиграл и знаю это.

— Вот что я вам скажу. Сбрасываю доллар. Два доллара за три броска.

— Не стоит.

— Два доллара, и каждый из вас сделает по три броска.

Он схватил мяч и протянул Эшли.

— Я бы хотел, чтобы вы попробовали.

Эшли презрительно воззрилась на мяч, всем своим видом показывая, что подобная мысль ей в голову не могла прийти. И возможно, это было чистой правдой.

— Не стоит, — отказался Уилл. — Но спасибо за предложе­ние. Эшли, не знаешь, Скотт еще не ушел?

— Он за столом, с Касси. Или по крайней мере был, когда я пошла тебя разыскивать. По-моему, она ему нравится.

Уилл направился туда. Эшли не отставала.

— Тут мы поговорили, — небрежно бросила она, — и Скотт с Касси решили, что неплохо бы поехать ко мне. Мои родители в Райли, на приеме у губернатора, и нам никто не помешает.

Уилл знал, чем это кончится.

— Я пас, — коротко ответил он.

— Почему нет? Можно подумать, здесь так уж интересно.

— Просто не считаю, что это хорошая мысль.

— Это потому что мы больше не вместе? Но я вовсе не стрем­люсь тебя вернуть.

Но ведь именно поэтому она вернулась на турнир! И разо­делась сегодня вечером. И отправилась его искать. И предложи­ла ехать к ней домой, поскольку родители в отъезде.

Но вслух он ничего не сказал. Был не в настроении спорить и не хотел усложнять и без того непростые отношения. Она во­все не плохой человек. Просто это не его женщина.

— Завтра с утра мне нужно быть на работе, и я провел целый день, играя на солнце в волейбол, — объяснил он. — Просто хочу лечь пораньше.

Но она схватила его за руку и остановила.

— Почему ты больше не отвечаешь на мои звонки?

Он промолчал. Да и что он мог сказать?

— Я хочу знать, что сделала не так, — допытывалась она.

— Ты все сделала так.

— Что же случилось?

Не дождавшись ответа, она умоляюще улыбнулась:

— Поедем и там поговорим обо всем, ладно?

Уилл сознавал, что она по крайней мере заслуживает ответа. Беда в том, что ответ вряд ли ей понравится.

— Я уже ответил. Просто устал.

— Ты устал?! — прогремел Скотт. — Ты сказал ей, что устал и хочешь спать?!

— Что-то в этом роде.

— У тебя крыша поехала?

Сидевший напротив Скотт в упор смотрел на него. Касси и Эшли ушли на пирс поговорить: вне всякого сомнения, чтобы обсудить каждое слово, сказанное Уиллом Эшли, придав некий Драматический оттенок ситуации, которой следовало бы оста­ваться закрытой для посторонних. Но там, где Эшли, всегда при­сутствует драма. У него вдруг появилось чувство, что лето будет чересчур длинным.