Я выбираю любовь - Кара Уилсон Страница 11

— Да, конечно, — ответил Патрик, гадая, гордится ли она своим отцом. Имя было широко известным, но он не читал ни одной из его книг. Он не увлекался современным американским искусством, поскольку его всегда привлекала эпоха итальянского Возрождения.

— Ваши родители еще живы?

— Да, — отозвалась Антония.

В течение тех месяцев, когда она работала для отца, девушка видела его больше чем когда-либо. Однако ей не удалось лучше узнать отца. Будучи замкнутым по натуре, Джордж Кэбот жил и дышал только своей работой, у него никогда не было времени и внимания для жены и дочери.

Ее мать, Аннет Кэбот, жила также в своем внутреннем мире. Ее занимала только светская жизнь. Аннет Кэбот работала в местных благотворительных обществах, сидела в комитетах, обедала и ужинала с важными и влиятельными людьми.

Родители Антонии были живы, но отделены от нее барьером, почти таким же сильным, как и смерть: безразличием.

Патрик, глядевший на ее бледное лицо, гадал, о чем она думает, почему ее глаза стали так печальны. Драма, пережитая ими обоими, выковала странную тайную связь между ними. Молодой человек думал о ней прошедшие два года. И сейчас Антония интересовала его больше, чем два года назад. Он продолжал хотеть прикоснуться к ней, в то же время чувствовал, что простое прикосновение напугает ее. Она была похожа на дикую птицу в клетке, готовую разбиться до смерти о решетки, если чужая рука протянется к ней.

— На кого вы похожи: на отца или на мать? — осторожно спросил он.

— Ни на кого, — ответила Антония, но это была неправда. Она унаследовала цвет лица и волос от матери. Аннет Кэбот была красивой женщиной, блондинкой, элегантной, голубоглазой, немножечко холодной. От отца Антония унаследовала артистический талант и его робость.

Ее отослали в школу в раннем возрасте. Каникулы она проводила в летней школе, или же ее посылали покататься на лыжах зимой. Когда ей исполнилось восемнадцать, ее отослали в Италию изучать искусство.

Все друзья Антонии говорили, что она счастливица — одна в Италии, имеет полную свободу. Действительно, родители были очаровательны с ней, щедры, заботились о том, чтобы у нее было все, что она хочет, но в глубине души Антония знала, что они не любят ее.

Она всегда была помехой в их жизни. На короткое время после того, как два года назад Антония приехала домой из Италии, родители пытались преодолеть пропасть между нею и ими, испуганные и ошеломленные тем, что случилось с дочерью. Но тогда было уже слишком поздно.

Маленькая, бледная, нуждающаяся только в том, чтобы ее не замечали, девушка словно ушла в себя, и родители не могли до нее достучаться. Постепенно они сдались, снова зажив каждый своей жизнью.

Антонию оставили одну с ее ужасными снами, преследовавшими ее днем и ночью. Она перестала есть, таяла, медленно превращаясь в привидение. Приехавший с визитом брат ее матери, дядя Аликс, увидя девушку, пришел в ужас.

— Нельзя так жить, — сказал он. — Ты так много потеряла в весе, что похожа на двенадцатилетнего ребенка! А как одета? Бог мой, ты что, не видишь, что с собой сделала? Я вижу, что ты больна. Не лги мне теперь! Если бы твои родители не были так увлечены каждый собой, они бы также это заметили. Мы что-нибудь предпримем. Ты должна вернуться в Италию и смело посмотреть случившемуся в лицо.

— Нет, я не могу, — сказала она, побелев, и долго не возвращалась к этому разговору. Но дядя Аликс был настойчив. Он буквально уговорил ее вернуться во Флоренцию и продолжить учебу.

Ее родители одобрили это, с облегчением наблюдая за отъездом дочери. Они больше не хотели чувствовать себя виноватыми перед ней.

— Итак, когда вы вернулись в Италию? — спросил Патрик, и девушка вздохнула.

— Дядя Аликс и Сьюзен Джейн сняли квартиру во Флоренции на шесть месяцев, я поселилась вместе с ними и окончила мой курс. Затем они уехали, и я нашла квартиру поменьше.

Аликс и Сьюзен Джейн заставляли ее учиться, наполняли квартиру людьми, приучили ее снова есть и оставались с ней до тех пор, пока не убедились, что теперь Антония справится и без них. Никто во Флоренции не знал о том, что случилось, это успокоило ее, и пребывание вдали от родителей также пошло ей на пользу.

— Они великолепны, — сказала она. — Я люблю дядю Аликса, и Сьюзен Джейн большая шутница, она совсем не похожа на тетю, скорее на сестру.

Патрик вспомнил лицо карикатуриста на вилле той ночью, когда полиция проволокла его по большой комнате отдыха. Если бы Аликс Холтнер смог добраться до него в ту минуту, он бы его убил, подумал молодой человек. Да, Аликс Холтнер любил свою племянницу, в этом не было сомнений.

— Они все еще живут в Бордиджьере?

— Нет, они продали ту виллу и купили большую квартиру в Монте-Карло. Это теперь их основной дом, но они прирожденные бродяги, путешествуют по всему миру, потому что дядя Аликс может работать где угодно. Сейчас работает здесь, и этот дом снят им на лето.

Патрик посмотрел на маленький розовый домик с металлическим балконом, над которым был натянут белый навес, и пожалел, что не может жить в таком доме. Сам он жил в крошечной квартирке на последнем этаже ветхого старого дома, на одной из боковых улиц Каннареджио, в районе, где когда-то раньше между высоким зеленым камышом протекал канал, который уже давно исчез.

Его комната была наполнена запахом пищи, приготавливаемой в квартирах внизу, в ней ползали клопы и было жарко днем и душно ночью.

— Счастливый дядя Аликс, хорошо быть богатым карикатуристом, — сухо заметил Патрик. — Они здесь сейчас?

Антония заколебалась, сказать правду или нет. Но покачала головой, не сказав ему, что Аликса и Сьюзен Джейн нет в Венеции, что они улетели в Лондон на деловую встречу с агентом Аликса. Звали с собой и Антонию, но девушка решила остаться и провести несколько спокойных дней в одиночестве.

— Вероятно, это к лучшему, — усмехнулся Патрик. — Последний раз, когда я его видел, он выглядел так, как будто собирался убить меня.

Она закусила губу.

— Мне очень жаль, но тогда он был страшно рассержен, а потом, когда хотел извиниться перед вами, вы уже уехали, не заглядывая на виллу.

— Да, я чувствовал, что так будет лучше. Нервы у меня были расшатаны, и я мог очень разозлиться, если бы наткнулся на вашего дядю. В то время я был не в состоянии принимать извинения.

Антония бросила на него испытующий взгляд.

— Почему вы разорвали контракт с Рей Данхил? Мне показалось это ужасным: она ведь ни в чем не виновата!

Он тяжело вздохнул.

— Должен признать, что сожалел об этом. Мне всегда нравилась Рей, с ней было приятно работать, но она поверила в мою виновность, и мне было трудно простить ее. Я чувствовал, что больше никогда не захочу видеть ее снова. Прошло время, и боль тех лет немного поутихла.

Они молча и внимательно посмотрели друг на друга.