Узник страсти - Дженнифер Блейк Страница 11

Аня могла пренебречь мнением окружающих и даже иногда совершать весьма необдуманные поступки, но она никогда не оказывалась вовлеченной во что-либо действительно скандальное. Если сейчас вся эта история с Равелем Дюральдом раскроется, фурор будет просто необыкновенный. Мадам Роза вряд ли сможет объяснить своим друзьям действия падчерицы ее молодостью или несчастьями. Мачеха будет просто убита, а Селестине будет стыдно даже выйти из дому. Муррей станет предметом всеобщих насмешек, если обнаружится, что сестра его будущей жены предотвратила появление его соперника на месте дуэли.

Нет. Она не должна думать об этом. Дела на самом деле достаточно плохи, но не до такой степени. Пленник у нее в руках. Она направляется в «Бо Рефьюж». Ей нужно продержать его взаперти чуть больше двадцати четырех часов, после чего все снова станет на свои места.

Аня бросила взгляд на неподвижно лежащее у нее на коленях тело. Никогда раньше она не оказывалась так близко и долго с мужчиной. Отец нежно любил ее, но он всегда был сдержан в проявлении своих чувств. Жан, будучи совершенным джентльменом, редко прикасался к ней больше чем на несколько секунд, которые были нужны, чтобы помочь ей выйти из экипажа. Иногда он нежно обнимал ее, например, чтобы успокоить, но уже через мгновение убирал руки. Она никогда не знала, боялся ли он причинить ей боль или испугать ее, или он боялся сам себя, а может быть, его сдерживали суровые правила приличий.

Правда было и то, что ни один мужчина не целовал ее раньше так, как это сделал Равель. Ласки Жана были краткими, почти благоговейными, наполненными теплотой и бесконечной привязанностью, но в них было мало страсти. Его поцелуи были легкими прикосновениями губ к ее щекам или губам, они никогда не были более страстными, вплоть до сегодняшнего вечера она считала их даже волнующими.

Отношения между людьми – очень любопытная вещь. Она не любила этого человека, даже ненавидела его, она презирала все, что было связано с ним, все, чем он занимался. И все же потому, что его связывали с Жаном особые отношения, потому, что Равель подошел к ней сегодня вечером, а позднее ему пришло в голову наказать ее поцелуем, потому, что она ранила его и сделала своим пленником, и потому, что они вместе ехали всю ночь в экипаже, между ними возникла особая связь. Эти мысли беспокоили ее, и если бы она могла, то отказалась бы признать существование этой связи: И все-таки она продолжала думать о том, почувствует ли Равель то же самое, когда очнется, а если почувствует, то признается ли сам себе в этом.

Усиливающийся ветер раскачивал ландо и хлестал по его крыше ветками деревьев. Холодный воздух проникал в экипаж сквозь щели в дверях и окнах и приносил с собой запах дождя. Далеко впереди послышались угрожающие раскаты грома. Экипаж продолжал свой путь.

На полпути к плантации они остановились у придорожной таверны, чтобы напоить лошадей. В таверне был только старый негр. Он сначала натаскал воды из колодца и наполнил корыто для лошадей, а затем вынес стакан кислого вина для Ани и три кружки слегка сброженного сока сахарного тростника для ее спутников. Самсон сам подал Ане стакан, чтобы слуга из таверны не подошел близко к экипажу, хотя она все равно укрыла Равеля одеялом. А когда слуга отошел, она попыталась влить немного вина в рот Равелю, но оно вытекло.

Когда они были готовы продолжить путешествие, молнии уже вовсю сверкали в небе. Они и не помышляли заночевать в таверне с пленником на руках, но старый негр стал уговаривать их остаться. «Вы промокнете до нитки», – говорил он мужчинам, сидевшим на козлах, покачивая седой головой.

Они и сами понимали, что этого им не избежать. Сославшись на срочное дело, снова отправились в путь. Стоило им отъехать от таверны три мили, как начался дождь. Тяжелые крупные капли быстро превратились в сплошной ливень, который шквальный ветер подхватывал и бросал им в лицо. Он барабанил по крыше экипажа и заливал стекла. Струйки дождя змеились по стеклу, так что ничего не было видно, потоки дождевой воды лились вдоль дороги, и колеса экипажа, попадая в них, поднимали море брызг. Дул холодный пронизывающий ветер. Лошади шли почти шагом. Кучер Солон, много раз ездивший по этой дороге с тех пор, как оказался на козлах в качестве грума, правил наугад в слабом свете фонарей экипажа. Продрогшие и промокшие насквозь, они продолжали медленно продвигаться сквозь ночь.

Вскоре наступил сырой угрюмый рассвет. Легкий дождик продолжал без устали барабанить по крыше экипажа, а когда они проезжали мимо вечнозеленых дубов, с веток на крышу падали тяжелые крупные капли. Неожиданно с козел до Ани «донеслось яростное ругательство. Самсон проснулся во второй раз за эту ночь и увидел напротив расширенные от страха глаза Ани. Ее сердце гулко билось, когда она кивнула ему, чтобы он узнал, в чем дело. Он открыл маленькое переднее окошко и спросил:

– Что случилось?

Ему ответил Илайджа. С отвращением в голосе он сказал:

– Когда мы проезжали мимо последнего дуба, устроившийся там на ночлег большой старый филин использовал нас в качестве уборной. Хорошенькое дело!

Самсон захохотал. Аня прикусила губу, стараясь не улыбнуться. Это была такая разрядка после перенесенных ею страхов, что она не могла подавить поднимающуюся внутри волну радости, хотя знала, что эго было совсем невесело для сидевших на козлах. На ее губах все еще сохранялись следы улыбки, когда через несколько ярдов экипаж повернул в аллею, ведущую к «Бо Рефьюж».