Порочный ангел [= Уставший ангел ] - Дженнифер Блейк Страница 11

Единственным событием, достойным внимания за все время путешествия, стала встреча с акулой на озере. Пассажиры с недоверием отнеслись к сообщению о ней, но офицеры на пароходе подтвердили, что это правда: акулы от века жили в большом озере. И кстати, добавили они, акулы чрезвычайно вкусные.

Первое, что им нужно было сделать, это найти отель. Их было несколько, и можно было выбирать, но лучшим оказался «Аламбра». Они проследовали за носильщиком, который прельстил их коляской — зеленые, красные, желтые, белые, розовые и черные полосы украшали плоские колеса. По этому случаю Мейзи надела темно-голубое платье из жестко накрахмаленной кисеи, отделанное целыми милями ленты. Шляпа, которую она разместила на тщательно уложенных золотистых локонах, походила на произведение скорее кулинарного, чем портновского искусства. И все это венчалось кокардой в стиле «а ля демократия». В руках Мейзи держала зонтик отороченный белыми кружевами. Элеоноре защиты от солнца не требовалось. Ее лицо скрывала шляпа с большими прямыми полями из итальянской соломки, поверх нее — уложенный в несколько слоев белый муслин, через который солнце отбрасывало легкий отсвет на лицо. Розовая лента вокруг тульи повторяла по цвету розовые махровые розочки, разбросанные по белому фуляровому шелку платья, которое Мейзи заставила ее надеть. Обе женщины были одного роста, и при переделке платья забыли, что юбку придется надевать на модный широкий обруч. И в последний момент Мейзи принудила Элеонору надеть еще один кринолин на легкий разборный обруч. В результате платье приподнялось и стало похоже на лепестки вокруг сердечка цветка. Круглый вырез декольте был довольно глубок — Элеонора немного стеснялась, и щеки ее покрылись румянцем. Но неодобрение на лице Жан-Поля она сочла чрезмерным. И, чтобы его позлить, взяла майора под руку и завела с ним оживленную беседу, которая в основном сводилась к попыткам отбиться от его ухаживаний и поддержать разговор, когда он начинал рассказывать о Гранаде.

Город был много лучше других городов в испанском стиле, которые они видели. Дома, или из теплого золотистого камня, или выкрашенные в белый цвет, брали в кольцо площади и рынки. Прохладные, сообщающиеся дворики, расположенные между стен домов, назывались патио. Из них, сверкая блестящей зеленью листвы, кивали ветками апельсиновые деревья, фуксии и бугенвиллеи. Колокольный звон на церковных башнях плыл над домами, и обутые в сандалии церковнослужители в монашеских сутанах с достоинством шествовали среди уличной толпы.

Майор оставил их у входа в отель. Жан-Поль снял комнату только на одну ночь, поскольку первым делом он должен был явиться в казармы с рапортом. Для удобства Элеонора и Мейзи сняли комнату на двоих рядом с ним. Позволить себе такую прекрасную комнату в отеле Элеоноре было нелегко, но она согласилась, настоян на том, что сама оплатит свою долю.

Жан-Поль, которому хотелось как можно скорее) оторвать сестру от ее новой компаньонки, сразу оправился на поиски агента по продаже земли в его офис, по адресу, указанному на визитной карточке. Осмотрев свою комнату и смыв уличную пыль, женщины стали ждать его возвращения. Но когда в комнате совсем стемнело и едва можно было различить друг друга, они спустились в обеденный зал одни.

В дверях Элеонора и Мейзи столкнулись с мужчиной, выходившим из зала. Он отступил в сторону, бормоча извинения, стараясь дать как можно больше места для их широких юбок. Свет лампы сиял в золотой бахроме его эполет. Элеонора, бросив быстрый взгляд из-под ресниц, узнала полковника Фаррелла, человека, по чьей вине она была унижена и потерпела поражение в Новом Орлеане. Она сразу отвернулась в другую сторону и прошла мимо, но успела заметить равнодушно-тяжелый взгляд его сапфировых глаз, когда полковник окинул ее взглядом, и насмешливую ухмылку, когда он вдохнул назойливый запах духов Мейзи.

Они медленно ели, смакуя поданные им незнакомые острые блюда. Жан-Поль до конца ужина так и не появился. Казалось, дольше оставаться внизу было уже неудобно. Взяв одну из свечей, предусмотрительно оставленных у подножия лестницы, они вернулись к себе.

Ночные часы неспешно текли, улицы становились все тише, откуда-то издалека донесся звон церковного колокола, возвещающий о пожаре. Элеонора и Мейзи поговорили об этом, но из окна ничего не было видно. Наконец они разделись и, задув свечу, улеглись.

Мейзи, лежа в темноте, пыталась успокоить Элеонору.

— Возможно, ему пришлось поехать за город, чтобы посмотреть имение. Ты же знаешь, как он загорелся. А может, ему понадобилось отправиться прямиком в казармы с рапортом и он не смог послать нам записку. Я слышала, что Уокер требует строгой дисциплины от каждого.

— Да, — ответила Элеонора. Вполне возможно, что он решил отметить свою последнюю ночь свободы с кем-то из товарищей. Ей столько раз приходилось ждать его ночами, что она не особенно волновалась. Однако, несмотря на удобную широкую постель, Элеонора никак не могла заснуть. Она лежала, уставившись в темноту широко открытыми глазами, когда вдруг услышала шарканье ног в коридоре. Благодаря тонким стенкам она поняла, что кто-то, приглушенно ругаясь, пытается вставить непослушный ключ в замок. Узнав знакомый голос, Элеонора вскочила.

Она прошла босиком по шершавому от грязи полу к двери, повернула ключ и резко толкнула ее.

— Жан-Поль, — прошептала она. Мейзи, проснувшись, села в кровати.

— Это Жан-Поль, — объяснила, не оборачиваясь, Элеонора.

Голоса привлекли внимание брата, и он появился перед ними, ухватившись одной рукой за косяк, чтобы не упасть. Жан-Поль едва не рухнул, ввалившись в комнату, но Элеонора успела поддержать его.

— Элеонора, — произнес он, и в его несвязной речи, в самом голосе, звучало отчаяние, — я должен тебе что-то сказать.

— Да, но сперва войди и сядь.

— Нет, — отозвался он с упрямством по-настоящему пьяного человека. — Я должен тебе кое-что сказать. Прямо сейчас.

Мейзи, в сильно декольтированной ночной сорочке, выскользнула из кровати и чиркнула спичкой, чтобы зажечь огарок свечи.

— Хорошо, — согласилась Элеонора, следуя взглядом за Мейзи, подошедшей к Жан-Полю и вставшей рядом с ней.

— Я не смог найти агента. Нет такой улицы. И дома, который на визитке. Никто о таком и не слыхал. Я встретился с полковником Фарреллом. Он сказал, что это мошенничество, что тот человек — проходимец, и не было никакого имения, никакого дома, никакой земли. И он сказал, что мы больше никогда не увидим своих денег. Никогда. Их нет, Элеонора! Их нет. У нас ничего нет.

В шоке Элеонора выпустила руку брата, и Мейзи поддержала его, чтобы он не упал, затем осторожно положила на спину. Глаза ее выражали печаль и жалость. Женщины стояли в угрюмом молчании, глядя на Жан-Поля сверху вниз — на запачканные едой и вином рубашку и жилет, на прореху в жилетном кармане, откуда уже не виднелась цепочка от часов — их украли, и на следы высохших слез на пыльном, потном и почти безбородом лице.