Лотерея для неудачников - Ирина Градова Страница 11

Улица тоже казалась обычной: не слишком шумной, но и не очень тихой. По улице шли молчаливые люди, погруженные в свои мысли и не имеющие ничего общего с мыслями Костика. Он любовался солнечным – впервые за целую неделю – днем и вспоминал почему-то радугу в декабре девяносто девятого или двухтысячного года, которую вот так же, как это внезапное солнце, никто не хотел замечать. Костик шел тогда по улице чуть ли не вприпрыжку, как мальчишка, глупо скалился такой неожиданной зимней радуге и задавался вопросом, почему никто, кроме него, этой радуги не видит…

Но, увы, судьба (или случай?) распорядилась так, что радужное во всех отношениях настроение Костика было испорчено наглым вторжением соседа по лестничной клетке – Вити Горчакова, гордо восседавшего в своей новенькой «тойоте» не то «корове», не то «королле» (Костик совершенно не разбирался в машинах и, хотя Витя Горчаков не раз и не два упоминал название марки, оно все равно стерлось из Костиковой памяти). И ладно бы, что Витя Горчаков гордо восседал в своей машине, которую наконец-то купил после очередного продвижения по службе. И ладно бы, что Витя Горчаков всем соседям, не исключая Костика, успел изрядно поднадоесть рассказами о машине, своем повышении и советами, как нужно правильно вести себя, чтобы стать таким же «глаженым шнурком». Все это было ерундой и сущими мелочами по сравнению с тем, что сейчас Витя Горчаков ехал прямо на Костика и словно даже не замечал последнего.

– Витька! Горчаков! – крикнул Костик, заподозрив, что его сосед провел бессонную ночь за кипой счетов – или чем там он занимается в банке? – и теперь попросту уснул за рулем. – Ты чего – заснул?! Смотри, куда едешь!

Но Витька не откликался. Он ехал прямо на Костика, словно никакой Костик на дороге не стоял, а перед Витькой расстилалась пустая серая лента асфальта. Отступать было поздно – свои драгоценные секунды Костик истратил на то, чтобы разбудить спящего Витьку.

«Тойота» надвигалась на Костика, как грозовая туча. Перепуганный Костик качнулся вправо, потом влево, потом подумал почему-то о пачке пельменей, лежащих в морозилке, а уж потом, в состоянии совершеннейшего отчаяния, сам не зная зачем, подпрыгнул, да так высоко, как не прыгал на уроках физкультуры, в школьные времена, когда учитель называл его «лентяищем» за редкое для мальчишки нежелание заниматься спортом.

«Тойота» тормознула удивительно мягко – Костик почти не почувствовал удара. Только, можно сказать, ласковое прикосновение бампера, от которого у Костика поднялись дыбом все волоски на теле. Он все еще не верил в то, что Витька Горчаков оставил его в живых, и стоял, изумленно хлопая глазами, не в силах даже обрадоваться своему «второму рождению».

– Костик! Мать твою! Псих гребаный! Куда лезешь?! Откуда ты вообще взялся! – посыпалось на Костика из «тойоты». Если бы Костик соображал чуть лучше, он, наверное, сильно бы удивился тому, что Витя Горчаков обвиняет его, вместо того чтобы перед ним, Костиком, извиниться.

Обладатель новенькой «тойоты» и визгливого голоса не замедлил вылезти из машины.

Костик, который потихоньку начал приходить в себя, заметил, что телячьи Витькины глаза вылупились на пол-лица и смотрят на него с нескрываемой ненавистью. Костику почему-то подумалось – хоть нехорошо было даже думать о таком, – что Витька так злится вовсе не из-за того, что чуть не отправил на тот свет соседа, и даже не из-за того, что сам бы мог отправиться за это в места не столь отдаленные. А злится Витька потому, что если бы он, не дай-то бог, сбил Костика, то бампер его новенькой «тойоты» мог бы и помяться…

– Знаешь, Костик, – откричавшись, уже куда спокойнее заметил Витька. – Я, конечно, знал, что ты – придурок, но не думал, что всем придуркам придурок. Решил покончить с собой – вали куда-нибудь подальше. И незачем в это знакомых впутывать.

– Вить, ты о чем? – выдавил из себя ошеломленный Костик. – Я тебе вообще-то кричал. А ты ехал, как ни в чем не бывало, прямо на меня. И кто на кого орать должен?

– Точно – псих, – покачал головой Витя Горчаков.

– Может, я, конечно, и псих, – завелся Костик. – Только ты уж точно – не доктор. Вместо того чтобы диагнозы ставить, смотрел бы лучше, куда едешь…

– Приду-урок… – снова покачал головой Горчаков и, окончательно убедившись в самолично поставленном диагнозе, нырнул в «тойоту», на которой – о, радость! – не осталось ни царапинки.

Костик, от греха подальше, поднялся на тротуар и долго глядел вслед отъезжающему соседу.

А ведь правду говорят, что утро добрым не бывает. Как видно, даже утро пятницы.

Еще с вечера Пал Саныч сунул Костику какие-то подозрительные бумажки и убедительно – дар убеждения Пал Саныча выражался в умении зычно крикнуть и присовокупить к крику едкое словцо или выражение – потребовал, чтобы Костик отвез эти бумажки кому следует, непременно дождался того, кого следует, и обязательно отдал тому, кому следует, какой следует конвертик.

В конвертике, как подозревал Костик, лежали деньги. На бумажках требовалось поставить несколько печатей. Если бы Костик был чуть более сообразительным или чуть более заинтересованным во всех тонкостях консалтингового дела, то знал бы, что за бумажки и что за конвертик покоятся на дне его рюкзака. Но все это интересовало Костика приблизительно так же, как Пал Саныча композиционные особенности романа Лермонтова «Герой нашего времен».

Поэтому Костик радовался тому, что не придется заезжать в офис с самого утра, а значит, вечно краснеющая – то ли из-за лопнувших сосудов, то ли из-за чрезмерных волнений – физиономия Пал Саныча предстанет перед ним не раньше чем в полдень.

Нотариальная контора, куда спешил отвезти бумаги Костик, располагалась на «Белорусской». Костик терпеть не мог контору, как, впрочем, и все, что было связано с его работой.

Костика бесила ее многолюдность, вечное скопление народа возле кабинета нотариуса: люди сидели на стульях, толпились в проходах, и у всех были такие лица, как будто вот-вот случится несанкционированное светопреставление. Когда выходил нотариус – молодой мужчина с черной сатанинской бородкой и отрешенным от мирских проблем взглядом, – в дружных рядах ожидающих просыпался какой-то священный трепет. Казалось, по узкому проходу, утыканному людьми, как зубочистками, шествует некто, причисленный к лику святых. Это оживление бесило Костика больше всего. Сам он никогда не смотрел на это явление нотариуса народу и продолжал читать книгу, которая скрашивала ему неприятные минуты, а то и часы ожидания.

Сегодня в конторе не было обычного столпотворения, и Костику удалось даже усесться на свободный стул. На соседнем стуле сидела элегантная шатенка в соблазнительном мини и куртке, отороченной мехом чернобурки.

«Дождь же, – подумал Костик, стаскивая со спины рюкзак, – а она меха нацепила…» Шатенка даже не посмотрела в его сторону, только поправила длинными ухоженными пальцами прядь, сбившуюся на лоб. – И чего на меня смотреть-то, – усмехнулся про себя Костик, – я же – не нотариус…»

Он вытащил из рюкзака «Успех» – роман обожаемого им Эмиса, – но стоило ему прочесть несколько строчек, как перед его носом замаячил чей-то зад.