Времена года - Дарья Волкова Страница 10

Он широко открыл окно на лоджии. Холод не пугал. Хотелось воздуха. Просто воздуха.

Дышать. И курить. Где-то там, за спиной, за закрытой дверью – спальня. А за спальней – ванная, где сейчас приводит себя в порядок девочка. Девочка! Твою мать…

Илья глубоко затянулся. И ме-е-едленно выдохнул.

Студентка. Он дошел до студенток – девственниц. Спасибо, хоть совершеннолетняя. И что дальше? А дальше уже просто некуда.

Он вообще не понял, как все произошло. Он не собирался укладывать ее в кровать.

Кто-то явно поиздевался над девочкой, и надо было элементарно отмыть ботинки и пальто и вызвать для нее такси. Все! Что Илья и собирался сделать.

Но как Майя оказалась там? В его ванной. Обнаженная до пояса. И прямой приглашающий взгляд. А дальше – полное помутнение.

Как он не понял, как не почувствовал, что она никогда ни с кем? Там же можно было догадаться… Нет, целовалась она… в общем, нормально целовалась, но дальше… а дальше он не думал. Он вообще разучился думать про женщин за последний год. И заниматься любовью тоже.

Хороший секс, удовлетворяющий обе стороны, чтобы разойтись до следующего раза. Если следующий раз будет, конечно.

Все его женщины в последний год – взрослые, опытные и понимающие. Негласное соблюдение правил игры было необходимым условием. Умение играть вознаграждалось щедро.

Если бы Илья понял, что у Майи первый раз, он бы все сделал по-другому.

Если бы понял… то вообще ничего бы не было.

А он понял поздно, буквально через секунду после того, когда уже не исправить.

На улице шел мелкий снег. Какой-то совсем не декабрьский – мокрый, слякотный.

Илья вынул из пачки очередную сигарету.

Когда включился мозг, и пришло осознание происходящего, он уже не терял контроль, двигался аккуратно и сделал прерванный. Позаботился, называется. И даже спросил тихо:

– У тебя все нормально?

А она не ответила. Вместо этого одарила его каким-то совершенно по-детски открытым взглядом и задала вопрос:

– Скажи, тебя часто называют Июлем?

– А должны? – Илья не смог скрыть удивления.

Он так и не откатился в сторону – нависал над ней на приподнятых руках и разглядывал. Мозг работал как компьютер: «Она в порядке? Ей очень больно? Не плачет?»

Она не плакала. Ее глаза были распахнуты, смотрели доверчиво прямо на него, и в них была чистота. Такая чистота, которую он давно не видел в людях… с тех пор, как Дуня ушла…

– И-лья ЮЛЬ-евич, – почти пропела Майя по слогам, словно выговаривая «Что же тут непонятного, глупый ты человек», а потом добавила обычным голосом: – Ты определенно Июль. Жаркое солнце в полдень.

Жаркое солнце в полдень… Разве такое можно, девочка, говорить незнакомым людям? Они же тебе не только пальто испортят, но и…

Илья, наконец, освободил девушку от себя. Сел на кровать спиной к Майе и потянулся к шкафу-купе.

– Я господин без сердца. А тебе, наверное, сейчас надо в душ. Я… не думал, что это случится. В любом случае, если что потребуется, – потер виски пальцами, соображая, – из аптечки, бинты, я не знаю… позови.

После чего натянул джинсы с футболкой и, не оборачиваясь, вышел.

Недокуренная сигарета полетела в пепельницу, а он взял новую.

В спальню Илья вернулся после пятой. Майя была уже там, одетая, с опухшими глазами. Он опустил взгляд на блузку в грязных разводах. Стало ясно, почему она стояла в ванной голая. Майе перепало гораздо больше от ребенка, чем подумалось в самом начале, а потом он сам… довершил этот день. Как последняя сволочь.

А она держалась, гордо задрав распухший от слез нос и сделав шаг по направлению к выходу:

– Поздно. Я хорошая девочка и к девяти должна быть дома.

Илья вспомнил о грязных ботинках хорошей девочки и испорченном пальто. Сказал:

– Я отвезу.

– Спасибо. Я знаю, как пользоваться метро.

– Тебя не пустят в таком виде.

– Ты давно не был в метро, Июль, – Майя все-таки оставила за ним это солнечное имя. Упрямая. – Там и не такое встречается.

Он смотрел на нее некоторое время, а потом кивнул и пошел в прихожую. Она последовала за ним. К тому времени, когда Майя обулась, надела пальто и взяла свой рюкзак, он был полностью готов.

Конечно, в метро Илья не спускался очень давно, но то, что девочку остановит первый же встретившийся полицейский, сомневаться не приходилось. И довезти до дома – это самое малое, что он может сделать для нее… после всего.

Весь обратный путь от дверей квартиры до стоянки они проделали молча.

– Где ты живешь? – спросил Илья, открывая перед Майей дверь «мерседеса».

– Мы живём на Занзибаре, в Калахари и Сахаре, на горе Фернандо-По, где гуляет Гиппо-по

по широкой Лимпопо, – она очень старалась говорить бодро и беззаботно.

– Садись в машину, – тихо проговорил он.

– Черемушки.

Майя села, он закрыл за ней дверь.

По дороге в Черемушки они снова молчали. Каждый думал о своем. Или об одном и том же. Но разговаривать друг с другом было не о чем. Он следил за девушкой боковым зрением. Она сидела практически неподвижно, обнимая рюкзак, лежавший на коленях. Сама смотрела только вперед – на дорогу через лобовое стекло, и глаза ее казались огромными. Все еще детскими, но при этом чуточку женскими. Майяизо всех сил пыталась сохранить невозмутимость. Но у нее это плохо получалось. И все же она старалась. Маленькая революционерка.

Только уже подъехав к району, Майя тихо подала голос. Она стала направлять:

– Сейчас надо будет съехать с дороги направо… обогнуть вот этот дом, там дальше двор… да, вот так… и следующий за ним…

Он четко следовал указаниям и заглушил мотор перед указанным подъездом типовой хрущевки. Повернул голову, чтобы посмотреть на девушку:

– Ты здесь живешь?

– Да. С родителями, – ответила она, пряча от него лицо.

Илья понимал, что надо что-то сейчас сказать, такое… хорошее. Да даже просто извиниться, хотя «прости» в такой ситуации прозвучит глупее некуда. Поэтому они оба опять молчали.

Пока, наконец, она не взялась за ручку двери, а он не произнес:

– Я не хотел тебя обидеть.

– И не обидел. За все заплачено, – это должно было прозвучать по-взрослому, а получилось звеняще, выдав боль.

Хлопнула дверь «мерседеса». Илья проводил Майю взглядом до подъезда, потом еще посидел, глядя на дом, а потом завел мотор.

Домой он вернулся в полночь, после того, как бесцельно ездил по городу почти два часа, пытаясь привести в порядок голову и мысли.