После тебя - Джоджо Мойес Страница 10

Мама продолжала уговаривать нас обследовать окрестности замка, «чтобы сменить декорации», но я пропускала ее слова мимо ушей, и, когда каждое утро за нами закрывалась калитка, дедушка неизменно уверенно кивал в сторону парка. И не только потому, что это был самый короткий путь или парк был ближе к букмекерской конторе. Думаю, дедушка просто знал, что мне не хочется туда возвращаться. Я была еще не готова. Я вообще сомневалась, что когда-нибудь буду готова.

Мы два раза медленно обошли вокруг утиного пруда, затем сели на скамью в жидких лучах весеннего солнца и стали смотреть, как карапузы и их родители кормят жирных уток, а подростки курят, орут и дерутся; наивные детские ухаживания. Потом мы неспешно прогулялись до букмекерской конторы, чтобы дедушка мог сделать двойную ставку в три фунта на лошадь по имени Плутовка, а после того как дедушка, скомкав, выбросил квитанцию в мусорную корзину, я сказала, что куплю ему в супермаркете пончик с джемом.

– Ой, жир! – воскликнул дедушка перед прилавком с кондитерскими изделиями, а я удивленно нахмурилась. Тогда он показал на пончики и со смехом повторил: – Ой, жир.

– А… все понятно. Мы так и скажем маме. Пончики с низким содержанием жира.

Мама объяснила, что от нового лекарства дедушка становится смешливым. Но я подумала: это еще не самое страшное, что бывает в жизни.

И пока мы стояли в очереди в кассу, дедушка все еще продолжал хихикать над своей шуткой. А я, опустив голову, рылась в карманах в поисках мелочи и размышляла, стоит ли помочь на выходных папе в саду. Поэтому я не сразу услышала шепотки за спиной.

– Это бремя вины. Говорят, она пыталась броситься с крыши многоэтажки.

– Ну, вы бы тоже так сделали, разве нет? Я точно знаю, что не могла бы жить в ладу с собой.

– И у нее еще хватает наглости показываться на люди.

Я застыла, судорожно сжав руки в карманах.

– Только подумайте, бедняжка Джози Кларк до сих пор мучается угрызениями совести. Она буквально каждую неделю исповедуется, а ведь душа этой женщины чиста, как свежевыстиранное белье.

Дедушка показывал на пончики и артикулировал, обращаясь к кассирше:

– Ой, жир.

Она подняла глаза и вежливо улыбнулась:

– Восемьдесят шесть пенсов, пожалуйста.

– Трейноры тоже страшно изменились.

– Да, ты не находишь, что это их совершенно подкосило?

– Восемьдесят шесть пенсов, пожалуйста.

Я не сразу поняла, что кассирша выжидающе смотрит на меня. Я вытащила из кармана пригоршню мелочи и дрожащими руками попыталась ее рассортировать.

– А тебе не кажется, что Джози рискует, доверяя ей заботу о дедушке?

– Ты же не думаешь, что она…

– Кто знает. Коли она уже один раз на такое пошла…

У меня горело лицо, стучало в висках. Деньги посыпались на прилавок. Дедушка продолжал твердить озадаченной кассирше: «ОЙ, ЖИР. ОЙ, ЖИР», ожидая, когда та поймет его шутку. Я потянула его за рукав:

– Да ладно тебе, дедушка. Нам надо идти.

– Ой, жир, – с упорством пьяного повторил дедушка.

– Верно, – добродушно улыбнулась кассирша.

– Дедушка, ну пожалуйста! – Меня бросило в жар, закружилась голова. Казалось, я вот-вот упаду в обморок.

Должно быть, они продолжали судачить за моей спиной, но у меня так звенело в ушах, что я уже ничего не слышала.

– Пока, пока, – сказал дедушка.

– До свидания, – ответила кассирша.

– Славно, – кивнул дедушка, когда мы вышли на улицу, и, посмотрев на меня, спросил: – А почему ты плачешь?

Когда ты хоть как-то причастен к ужасному, роковому событию, то все получается не совсем так, как ты думаешь. Ты считаешь, что главное для тебя – преодолеть психологические последствия ужасного, рокового события. Это и яркие воспоминания, и бессонные ночи, и бесконечное прокручивание пленки назад с неизменными вопросами: а правильно ли ты поступил, все ли сказал, что следовало сказать, мог ли ты поступить хоть как-то иначе?

Мама не зря говорила, что мое присутствие там возле Уилла в конце концов перевернет всю мою жизнь, и мне казалось, она имеет в виду чисто моральные аспекты. Мне казалось, она имеет в виду чувство вины, которое придется перебороть, скорбь, бессонные ночи, странные приступы беспричинного гнева, бесконечные мысленные диалоги с тем, кого уже нет с нами. Но теперь я поняла, что это не только мое личное дело: в наш электронный век я навсегда останусь той самой особой. И даже если я сумею стереть воспоминания, то буду до конца жизни замарана историей со смертью Уилла. Наши имена будут неразрывно связаны до тех пор, пока существуют мониторы и пиксели. Люди станут судить обо мне на основании чисто поверхностной информации, а иногда и при полном отсутствии таковой, и тут уж ничего не попишешь.

Я коротко подстриглась. Изменила манеру одеваться, убрав наиболее приметные вещи в мешки и засунув их в дальний угол шкафа, и взяла на вооружение фирменный стиль моей сестрицы: джинсы и безликий верх. Теперь, когда я читала статьи в газетах о банковском служащем, укравшем целое состояние, женщине, убившей своего ребенка, исчезнувших братьях и сестрах, я больше не содрогалась от ужаса, как в прежние времена, и не переворачивала брезгливо страницу, а думала об истории, которая не попала на черно-белую страницу.

Нет, я чувствовала странное родство с героями этих репортажей. На мне лежало позорное пятно. И все кругом это знали. И что самое неприятное, теперь я тоже это знала.

Я отправилась в библиотеку. Убрала волосы под вязаную шапочку, надела солнцезащитные очки и постаралась не слишком заметно хромать, хотя от напряжения у меня сводило челюсти.

Я прошла мимо карапузов из хорового кружка в детском уголке, молчаливых любителей генеалогии, пытающихся доказать, что, да, их связывают некие родственные узы с королем Ричардом III, и устроилась в уголке с подшивкой местных газет. Найти газеты за август 2009-го оказалось проще простого. Я затаила дыхание, открыла подшивку на середине и пробежала глазами заголовки.

Уроженец нашего города кончает с собой в швейцарской клинике

Семья Трейнор просит не беспокоить их в «трудное для них время».

Тридцатипятилетний сын Стивена Трейнора, смотрителя замка Стортфолд, покончил с собой в «Дигнитас», сомнительной швейцарской клинике эвтаназии. Мистер Трейнор стал квадриплегиком после дорожно-транспортного происшествия в 2007 году. Он прибыл в клинику в сопровождении семьи и сиделки, двадцатисемилетней Луизы Кларк, также уроженки Стортфолда.

Полиция расследует обстоятельства дела. Из достоверных источников стало известно, что полиция не нашла оснований для судебного разбирательства.

Родители Луизы Кларк, Бернард и Джозефина Кларк, проживающие на Ренфру-роуд, от комментариев отказались.