"Дорогой, ты меня слушаешь? Тогда повтори, что я сейчас сказала…" - Николь де Бюрон Страница 10

– Бабуль, а не могла бы ты вместо «Пари Матч» подписать меня на «Ля Круа» [10]?

– На ЧТО?

– На «Ля Круа».

Если бы к вам на стол, приплясывая, опустился инопланетянин, вряд ли вы удивились бы сильней.

– На католическую газету?

– Да, – смущенно лепечет Матиас.

Зная, что молодежь не любит, когда родители и бабушки с дедушками проявляют излишнее любопытство, отвечаете:

– Ну разумеется, мое золотце, сегодня же подпишу.

Дождавшись времени, когда он уходит в лицей, бросаетесь к телефону и звоните его матери.

– Угадай, какой подарок попросил у меня сегодня твой сын!

– ...Серфинг?

– Подписать его на «Ля Круа»!

– На ЧТО?

– «Ля Круа». Католическую газету.

– Он с ума сошел!

– Похоже, так. Ты не знаешь, в чем дело?

– Нет. Боже мой! Не хватало еще, чтобы он пошел в священники...

– Он ведь даже не крещеный?

– Нет, ни он, ни Эмили. Аттила крещеный. Его бабушка грозилась, что иначе повесится. А муженек мой в своей мамочке души не чает. Пришлось мне уступить.

– Ты и на катехизис его записала?

– Да. Но через месяц он перестал посещать занятия, ему какая-то девчонка нашептала, что священникам нельзя жениться. Теперь пусть сам разбирается со своей бабкой!

Крещение и катехизация всегда были больным вопросом в семье. Когда родилась ваша Старшая, вы еще помнили о том, чему вас учили в католической школе. По случаю крестин состоялась пышная церемония: пропахшее нафталином семейное кружевное платьице для младенца, родители с обеих сторон, бабушки, дедушки, крестные и прочие родственники при полном параде, музыка, колокольный звон, семейная трапеза с лангустом под майонезом и все такое прочее.

Увы, потом вы утратили веру. Перестали лицемерно сопровождать Жюстину на воскресную службу и делать вид, что верите в девственность святой Девы.

Тем не менее дочь вы решительно отправили на занятия по катехизису, и она благополучно получала христианское воспитание до самого своего первого причастия. Снова состоялось торжество: родители с обеих сторон, бабушки, дедушки и т.д., белое платье, вуаль, молитвенник, музыка, колокольный звон и лангуст под майонезом. И подарок причастнице – первые часы, которых она ожидала с лихорадочным нетерпением (больше, надо признаться, чем освященную облатку).

На другой же день она по собственной воле раз и навсегда покончила со всеми религиозными обрядами, кроме полуночной мессы в пасхальное воскресенье с поиском шоколадных яиц в вашем саду в Микулете.

Когда появилась на свет Ализе, вы стали уже (не сердитесь, верующие подруги) ярой антиклерикалкой. Вы боролись за разрешение противозачаточных средств и абортов. Ни о каком крещении, понятно, и не вспоминали. Любимый Муж тоже. Он всегда был безразличен к вере.

Но матери взвыли хором.

Ваша – она была еще жива – не могла вынести, чтобы ее последняя внучка росла «язычницей».

– Подумай о своих предках, – стенала она, – среди них был святой!

– Ах вот как?

– Да. Святой Жан-Эд.

– Не знаю такого.

Лилибель со своей стороны ежедневно звонила сыну на работу (в нарушение служебной дисциплины). К концу бурной жизни она вдруг сделалась набожной. Давно замечено, что близость смерти приближает престарелых дам к Богу, в особенности если они много грешили. Интересно, неужели, достигнув почтенных лет, вы тоже поплететесь, ковыляя, к церкви своего детства?

А пока что нервы не выдержали у Любимого Мужа.

– Давай крестить Ализе! – кричал он. – Я хочу работать спокойно! Мать мне своей религией жизнь отравляет.

И так они вам голову заморочили, что вы отправились за советом к своему хорошему и уважаемому другу – отцу Д., священнику в тюрьме Санте. Он очень славный, носит белую доминиканскую рясу, четки на поясе, у него детские голубые глаза и участливая улыбка. Ежедневное общение с бандитами, преступниками и прочими правонарушителями сделало его человеком широких взглядов. Он лучится добротой, весельем и любовью к ближнему.

– Почему бы и не крестить, если это доставит такую радость вашим старушкам? – говорит он.

– Да потому, что я больше не верю в ваше крещение.

Он смеется.

– Это не грех, что вы в него больше не верите. И потом, как знать? Может, в глубине вашей очерствелой души еще сохранилась капля веры. Однажды я провожал на казнь убийцу, он плевал мне в лицо и оскорблял Бога. А когда поднялся на гильотину, завопил: «Господи, помоги!»

– Хорошо, – говорите вы под впечатлением его рассказа, – я согласна крестить Ализе, но при одном условии: это сделаете вы.

– О ля-ля! – улыбается святой отец. – Это очень сложно. В Церкви страшная бюрократия. По правилам таинство должен совершать ваш приходской священник.

– Исключено! Никогда его гадкая лапища не коснется головы моей дочери.

– Черт побери! Что ж он вам такого сделал?

– Он неопрятен, дурно пахнет, и в нем нет ни грана человеческого тепла.

– Н-да... Хорошенький портрет вы нарисовали. Однако надо все-таки попросить разрешения у епископа.

– Хорошо, я иду к епископу.

– Погодите. Боюсь вы его своей пылкостью напугаете. Епископы – они такие чувствительные. Лучше уж сам схожу.

Крещение совершилось в маленькой деревенской церкви в Мустуссу, а праздничную трапезу (с лангустом под майонезом) устроили в Микулете. Бабушки были счастливы и обе влюбились в отца Д., а Любимый Муж покрестил младшую дочь белым игристым вином.

Ализе тоже отправили на катехизис.

Она ушла оттуда, хлопнув дверью в тот день, когда священник сообщил, что святая Дева, подхваченная ангелами из рая, – фьють! – поднялась на небо, как воздушный шар.

– Очередное вранье взрослых, как и про Деда Мороза, который в трубу влезает, – пробурчала она.

Вернемся, однако, к Матиасу. До вас дошел слух, что каждое утро за завтраком он благочестиво читает «Ля Круа» и отказывается объяснять кому-либо, включая собственную мать, причины своего столь нелепого поведения.

И вдруг в одно прекрасное воскресенье он шепчет вам на ушко:

– Бабуль, а можно мне на следующей неделе пригласить на обед подружку?

– Разумеется, дорогой.

– Только, понимаешь... она «харизматичка»...

Вам слышится «паралитичка».

– Бедная девочка! Она передвигается в коляске?