Ночь перед свадьбой - Софи Джордан Страница 10

Эдмунд тоже был там, он стоял, небрежно прислонившись к дверному косяку, спокойный, равнодушный, наблюдая, как изгоняют из дома мачеху и брата, родного ему по отцу.

Отступив назад от порога своей бывшей детской, Ник прогнал воспоминания, ему было неприятно думать, что всплывут в памяти и другое, если он останется здесь.

– Милорд? – тихо спросил голос, весьма кстати вмешиваясь в его печальные воспоминания.

Ник повернулся и увидел леди Брукшир в скромном тяжелом халате, под которым, несомненно, была такая же скромная ночная рубашка. Она прижимала к груди, как своеобразный щит, книгу и ничем не напоминала бледную вдову, облаченную в черное, какой он видел ее раньше. Исчезли ее строгая прическа и платье. Длинная коса каштановых волос была свободно перекинута через ее плечо. Она выглядела молодой, как невинная школьница, хотя он знал, что она вдова и не первой молодости.

– Вы заблудились? – Она с беспокойством нахмурила широкий лоб, свидетельствующий о ее уме.

Заблудился? Нет, к сожалению, он прекрасно знал, где находится. Кивнув в сторону детской, он отошел от двери.

– О, – ответила она, ее лицо выражало нерешительность. Она перестала крепко прижимать книгу к груди и опустила руки.

– У меня была няня. Конни. Случайно, она еще не служит здесь?

– Никогда о ней не слышала. Вы можете спросить в деревне. Может быть, она все еще живет где-то поблизости.

– Может быть, – ответил он, избавляясь от своего странного настроения. – Полагаю, пора снова пользоваться этой комнатой.

Она слегка кивнула, явно смутившись.

– Ваш отец был бы доволен. Он недолго прожил после моего приезда, но ему всегда хотелось, чтобы в этой детской было много детей.

Какая ирония крылась за этим желанием его отца видеть в этой детской много детей, когда он выгнал своего родного сына из дома.

– Да, жаль, что он не дожил до этого, – сухо сказал Ник. – Я уверен, его зрение не проникает дальше границ ада.

Он ожидал от нее ужаса, осуждения, возможно, даже обморока, что было неотъемлемым свойством всех благовоспитанных женщин, особенно таких чопорных, как она.

Но она только повернула голову и с любопытством посмотрела на него.

– Как я понимаю, когда вы расстались со своим отцом, у вас были плохие отношения?

Ник пристально посмотрел на нее. Она ответила ясным бесхитростным взглядом. Она задала этот вопрос без всякого осуждения.

– И никакие сплетни не доходили до ваших ушей? – Ник поднял бровь. – Удивительно. Я был уверен, что вы наверняка осведомлены обо всех грязных подробностях. Значит, Эдмунд никогда не рассказывал обо мне?

Она опустила глаза, дергая переплет книги, и он почувствовал себя так, как будто задал бестактный вопрос.

– Нет, он никогда не упоминал о вас.

Неужели она так горевала о своей потере, что одно упоминание о муже расстраивало ее? Неужели она так его любила? Он снова оглядел ее. Выбившиеся пряди волос обрамляли ее лицо, придавая ей молодой и свежий вид. Бесспорно, она была хорошенькой. От желания и зависти у него и бурлила кровь. Что такого совершил Эдмунд, чтобы заслужить ее преданность? Брат, каким он его помнил, едва ли казался заслуживающим чьей-то верности.

– Ну хорошо, полагаю, я ничего для него не значил. Но неужели вы никогда не слышали обо мне от других?

– Нет, я, конечно, знала о вас, милорд. – Она подняла глаза, как будто ожидая его неодобрения. – Я узнала, что ваша мать до замужества была актрисой и что много лет назад ушла из этого дома и забрала вас с собой.

Ник улыбнулся ее воинственному виду, так не соответствующему образу серьезной девочки, какой она выглядела в этом скромном халате.

– К этому можно еще немного добавить. Правда заключается в том, что мой отец выбросил нас обоих на улицу. Развод. Это безобразное короткое слово только шепотом произносили в гостиных. Мне было восемь лет, но он развелся и со мной точно так же, как и с моей матерью. – Горечь переполняла его и слышалась в его голосе.

Мередит задумчиво прищурила глаза и сжала губы, очевидно, размышляя над его словами. Светильники на стенах отбрасывали тени, мешавшие ему видеть выражение ее глаз, но он чувствовал ее осуждение или, вероятно, ожидал его.

– Думаю, вы удивляетесь, чем же мы это заслужили?

– Вовсе нет. Я не думаю, что можно оправдать отца, отказавшегося от собственного ребенка. Это заслуживает осуждения.

– Бросить своего ребенка – только это заслуживает осуждения? А как же жена? – с вызовом спросил Ник.

Здесь она запнулась.

– Я… я не могу судить, не зная обстоятельств…

– Очень политично с вашей стороны. Однако я сомневаюсь, что вы сказали бы так, если бы моя мать не была когда-то оперной певицей. Скажите мне, вы действительно думаете, что моя мать была на равных с моим отцом? Разве не ему принадлежали богатство и знатность? Разве закон не предоставляет мужчине больше прав, чем женщине? Разве вы вот сейчас не зависите от меня так же, как вы зависели от Эдмунда?

Ее тело заметно напряглось, и он понял, что добился своего. Того, что ей явно не нравилось, но тем не менее она это признавала.

– В чем дело? Вам неприятно слышать правду, миледи?

– Мне это не нравится, – призналась она. – Мне не нравится считать себя обязанной кому-то.

– Ваши обстоятельства не так уж сильно отличаются от тех, в которых оказалась моя мать. Вы обе остались ни с чем.

Ник пожал плечами и постарался сохранить спокойствие, которого не чувствовал.

– Он обвинил мою мать в неверности. Если это утверждение было правдой, возможно, она заслужила свой печальный конец.

– Но как же вы? – спросила она. – Вы же не могли совершить что-то такое, что заслуживало бы такого отношения. Вы были беспомощным ребенком. Как страшно потерять все, что было вам близко и защищало вас. Я могу себе это представить.

Эти последние слова она произнесла с таким чувством, как будто на самом деле знала, как тяжело утратить сознание собственной безопасности. Возможно, что-то подобное она испытывала сейчас, когда многое в ее будущем оставалось неопределенным. Ее будущее зависело от пола ее ребенка, по существу, от каприза судьбы. Дочь викария скорее всего сочтет это Божьей волей, подумал Ник, усмехнувшись. Но не он. Если Бог существовал, он уже давно отступился от Ника. Будет ли это мальчик или девочка, решит выпавший жребий.

– Я выжил.

– Ваш отец тоже многое потерял, даже если он не понимал этого. Он умер одиноким человеком. Я уверена, он сожалел…

– Нет, – нетерпеливо перебил ее Ник резким взмахом руки. – Этот негодяй не заслуживает вашей жалости, и вы не добьетесь ее и от меня. Если вам необходимо кого-то жалеть, то пожалейте мою мать, которая была вынуждена продавать себя ради куска хлеба и умерла, кашляя кровью в грязной дыре, где было полно крыс.