Дар божий. Соперницы - Ольга Дремова Страница 10

Куранты пробили двенадцать, а в половине первого близнецы уже крепко спали, видя сладкие сны. Посидев до четверти второго за пустыми тарелками, выпив только по бокалу шампанского, взрослые решили последовать примеру ребятни.

Конечно, о том, что этот Новый год будет весёлым, не могло быть и речи, но у ребят праздник удался, по крайней мере взрослые на это очень надеялись.

Ложась спать, Маришка нервно втянула носом доводящий до исступления запах, похожий на ацетон. Надо же, Новый год, а соседи опять какой-то ремонт надумали делать, вот ведь беспокойные души! Устраиваясь поудобнее, Лев подтянул подушку поближе к уху, а второе накрыл одеялом, он всегда так ложился спать, с самого детства. Сначала раздалось медленное шуршание, а потом, неожиданно для обоих, на пол с грохотом упал какой-то предмет. Лев и Маринка испуганно подпрыгнули и тут же зажгли бра.

На полу лежал приготовленный близнецами подарок в шуршащих ленточках. Под крестовиной бантика была вложена праздничная открытка.

Дорогие наши родители, мама и папа!

Поздравляем вас с Новым, 2004 годом! Желаем вам здоровья, счастья и чтобы мы всегда были вместе.

Ваши сыновья Андрей и Гриша.

Вороновские, прочитав открытку, улыбнулись друг другу и рассмеялись своему недавнему испугу. Подняв пакет с пола, они сняли бант, готовясь внимательнее рассмотреть приготовленный подарок.

— Маришка, что бы это ни было, главное, что мы для них мама и папа, а они — наши сыновья, — сияя, проговорил Лев.

Они ещё не успели полностью раскрыть пакет, как в лицо им ударил сильный запах краски.

— Фу, химики-физики, — морщась, произнёс Вороновский.

— Сдаётся мне, я знаю, что там есть, — глубоко вздохнула Маришка.

— И что это может быть? — спросил Лев, не открывая пакета до конца. — Выдвини три гипотезы, если ты такая бабка-угадка, а я взгляну одним глазком.

— Тут и гадать нечего, — уверенно проговорила Маришка. — Судя по запаху, там твоя новая автомобильная краска.

— Если это краска, то её явно прибавилось, — отрицательно покачал головой Вороновский, взвешивая в руке тяжёлый пакет.

— Давай открывай уже, не томи, — попросила Маришка, слегка отворачивая нос от пакета.

Вороновский посмотрел вовнутрь, закрыл пакет и начал тихо смеяться. Потом не выдержал и засмеялся во весь голос.

— Маришка, — сквозь слёзы говорил он, — жалко, что за правильный ответ тебе не выдадут миллиона, и даже не принесут в студию две коробочки, ты бы непременно выиграла.

— Я угадала? — улыбнулась Маришка, пытаясь заглянуть в сумку.

— Почти, — стараясь быть торжественным, объявил Лев. — Сейчас найдётся ещё одна вещь, которая считалась без вести пропавшей и которую ты безуспешно искала всю вторую половину дня.

— Какой ты вредный, Лёвушка, дай, наконец, и мне посмотреть, что там есть, — возмутилась она.

— Смотри только не обрадуйся слишком сильно, — протянул он пакет Маришке.

Вытащив воняющую свежей краской обувь на свет белый, Маришка под пристальным взглядом мужа оценивающе посмотрела на изделия близнецов.

— Лёвушка, почти как новые получились, правда?

— Что значит почти, они новые и есть, — в тон ей проговорил он. — Старались ребята, невооружённым глазом видно, какие у нас помощники в доме.

— Хорошо, что вместе с игрушками мы догадались купить им новые ботинки, — вздохнула Маришка, созерцая произведение новоявленных художников.

— Я думаю, что новые они будут носить в будни, а эти — надевать по великим праздникам. Знаешь, Мариш, их нужно будет непременно оставить для истории, — предложил он, кивая на эксклюзив.

— Так и поступим, — согласилась она. — Но это будет потом, а пока давай вынесем их на балкон, иначе головная боль утром нам будет гарантирована.

Москва встречала две тысячи четвёртый бесшабашно и разгульно. Небо рвалось на клочки от петард и ракетниц; то здесь, то там в высоту со свистом вырывались стрелы разноцветных огней. Почти в каждом окне играла музыка, рекой лилось шампанское. Люди высовывались на балконы и при каждом взрыве ракет кричали «Ура!». Сигналили машины, сыпались на снег разноцветные кружочки конфетти, мелькали лампочки иллюминаций.

Москва встречала Новый год, ожидая, что вместе с ударами кремлёвских курантов в каждый дом придёт хотя бы немного счастья и удачи. Забыв прежние трудности и обиды, промахи и горести, Москва ликовала, словно ребёнок, в изобилии раздавая надежды, а посреди всего этого громогласного ликования в маленькой комнатке близнецов рвалась на сотни мелких кусочков обильно сдобренная слезами отчаяния, истерзанная душа Веры.

Жизнь без Натаныча не имела никакого смысла, он был не просто частью существования Веры, он был её душой, и там, у дверей больничной палаты, стояла последняя точка в жизни Веры, всё остальное было только вопросом времени.

* * *

Сорок два, конечно, не возраст, и первую седину в копне пшеничных волос закрасить не так уж и сложно, но чем закрасить почти десять лет жизни, вычеркнутых и потраченных впустую? Зеленоватые глаза Беркутовой отрешённо смотрели в экран телевизора, где под восторженные крики Канада встречала две тысячи четвёртый год.

Кроме шампанского, на новогоднем столе ничего не было. Да и зачем? Всё равно никто не придёт. Одна, в чужой стране, зарабатывающая на жизнь показом моделей женской одежды в третьесортном агентстве, Ира сама себе напоминала необитаемый остров посреди океана. Если бы не прекрасное знание английского и шикарное чувство юмора, недолго было бы и с ума сойти.

В самом деле, канадцы — странные люди, они могут громко разговаривать с тобой, жестикулируя и улыбаясь во всё лицо, они могут обсуждать планы на предстоящий выходной, рассказывая, каким чудесным был предыдущий, но они никогда не пригласят в свой круг чужого человека.

Ира чувствовала, как одиночество пропитывает всё кругом, даже воздух вокруг неё стал разреженно-стылым и пустым. Там, далеко-далеко, ещё в московской жизни, она оступилась только раз, а потом исправлять что-либо стало поздно.

Когда-то давно, почти десять лет назад, она позволила эмоциям взять верх над рассудком и попытаться отомстить ненавистному Вороновскому, отвергнувшему её любовь так грубо и нелепо, ценой чужой жизни, но вместо этого разрушила свою собственную. Предоставив всё на откуп природе, она не стала помогать матери близнецов, хорошеньких мальчишек, оставшихся по её воле сиротами сразу после рождения. Дав природе шанс довершить начатое, она фактически убила эту женщину своими руками, отняв у неё единственный шанс выжить.

На что она рассчитывала? Наверное, на то, что боль и страдания Льва излечат её раненое самолюбие, но вышло всё иначе. С этого момента её собственная жизнь покатилась под откос, словно поезд без тормозов, набирая всё большие и большие обороты и грозя полной катастрофой: шесть лет заключения, смерть матери, презрение родного сына, не желающего ничего знать о её судьбе и наконец — полное одиночество.