Красотка для подиума - Маша Царева Страница 10

Отдельная история с шубами. Предполагалось, что на конкурсе мы будем выходить на сцену в разных нарядах, в том числе и в шубах. Мы пройдемся по подиуму роскошными зимними принцессами, а потом небрежно сбросим шубы и останемся в вечерних платьях. Но легко сказать – небрежно сбросим. Освоению процесса небрежного сбрасывания шуб мы посвятили три репетиции подряд. Жорик учил нас правильно их расстегивать. Правильно – это чтобы не бросалось в глаза. Модель идет по сцене, поворачивается, потом опять идет и опять поворачивается. В те моменты, когда она оказывается к зрителям спиной, ее руки работают с удвоенной скоростью – с пуговичками воюют.

На сцене я воевала с пуговицами, а дома – с родителями.

Иногда мне казалось, что они готовы опять запереть меня в четырех стенах с бессмысленным учебником английского – унылым спутником моего безрадостного лета. И аргумент, которым снабдила меня Лена Штиль, – мол, каждая девушка должна уметь красиво перемещаться в пространстве – больше не действовал на маму, как волшебная дудочка на сказочную крысу.

Приближалось первое сентября.

– А как же школа? – возмущалась мама. – Ты что, будешь пропускать занятия?!

– Нет. Мы репетируем по вечерам.

– А уроки делать когда? – Отец тоже был заядлым спорщиком и никогда не пропускал свою партию в назревающем скандале.

– Вы же сами разрешили, – угрюмо оправдывалась я.

– Я не подумала о школе! Все эти модельные дела не должны мешать твоей учебе, Настя!

– Да пошла эта учеба, – вполголоса, осмелев, говорила я. Общение с девчонками-моделями, которые пытались быть не по-детски дерзкими, потому что прекрасно понимали: удачу придется вырывать когтями, придало мне сил в извечной войне поколений.

– Как ты разговариваешь с мамой! – выходил из себя отец.

– Оставь ее, – заступалась за меня мама, – может, она и права. Помнишь, что нам сказала эта Лена? Настя может стать звездой.

– А ты и поверила, – ухмылялся отец, – ты на нее посмотри, какая из нее звезда?!

Я отмалчивалась, и родители продолжали ссориться уже без меня. Я знала, что из-за моих модельных похождений у них окончательно испортились отношения. Хотя, может, оно и к лучшему. Мне было известно о наличии в записной книжке папиного мобильного телефона некой Леночки, которой он названивал по пятнадцать раз на дню. Знала я также, что мама иногда целыми днями пропадает в гостях у своего старинного приятеля дяди Коли, о существовании которого папа даже и не догадывается.

Стараясь не привлекать к себе внимания, я тихонько уходила к себе в комнату, плотно закрывала дверь и приступала к занятиям пресловутым английским. И надо признаться, занималась активно, до седьмого пота, – водружала на голову толстенный англо-русский словарь и ходила взад-вперед. Жорик говорил, что это упражнение полезно для осанки.

Шли дни, а Данила все не объявлялся. Я перестала накидываться на телефон, как голодная собака на мясную косточку. Не могу сказать, чтобы я совсем о нем не вспоминала. Иногда я лениво перебирала перед сном события той ночи, и постепенно в моем воображении довольно тривиальная правда обрастала новыми романтическими деталями. Я не помнила все подробности лица Данилы, в голове остался лишь смутный образ, но сейчас мне казалось, что он похож на актера Киану Ривза, только со светлыми волосами. Себя я представляла красавицей с треугольным личиком и ямочками в уголках губ. И вот постепенно реальное воспоминание превратилось в украшенную невиданными аксессуарами историю.

Спрашивать о нем у Лизки я отчего-то стеснялась. Я была уверена, что моя проницательная подруга, криво усмехнувшись, спросит: «А ты что, в моего брата влюбилась, что ли?» И тогда мне останется только таращить на нее глаза в наигранном недоумении. Актриса же из меня никудышная.

Сначала была смутная тоска, потом раздражительное разочарование, а потом – потом я и вовсе перестала думать о Даниле. Но напоследок твердо сказала самой себе: если он все-таки когда-нибудь (ну а вдруг?) позвонит, я сначала долго буду делать вид, что не могу вспомнить, кто это, а после этого холодно скажу, что в нашей встрече нет никакого смысла…

Когда же он и в самом деле позвонил, я узнала его голос сразу по лаконичному «алло». Он не успел ни поздороваться, ни вежливо пригласить к телефону Настю, а я уже перебила его радостным воплем:

– Даня!

– Настя? – неуверенно уточнил он. – Ты меня напугала.

В рейтинге фраз, которые не стоит говорить мужчине, первое место занимает капризная претензия: почему ты так долго не звонил? Мужчина – животное свободолюбивое, и нельзя вот так сразу заявлять на него право собственности, если, конечно, не преследуется желание его спугнуть. Я это знала, несмотря на свой нежный возраст.

Но именно эти, неправильные, слова сами собой сорвались с губ.

Данила удивился и надолго замолчал. Так надолго, что я решила – спугнула все же! – и энергично постучала телефонной трубкой о край стола. Может, все же разъединили?

– Что там у тебя? – мгновенно отреагировал Даня.

– Помехи на линии, – сдавленно соврала я.

– Не звонил, потому что работы много, – послушно оправдался он. – Я решил: зачем тревожить мою красавицу, если у меня все равно нет времени с ней повидаться. Только нервы себе трепать.

С одной стороны, мне польстило определение «моя красавица». Но с другой – объяснение ничуть не успокоило мою подозрительность. Почему нельзя было просто напомнить о себе? Уютно поворковать в трубку десять минут перед сном.

– Зато теперь я свободен как птица! – веселым голосом продолжил он. – И по этому поводу приглашаю тебя поиграть в боулинг. Надеюсь, у тебя нет накладных акриловых ногтей, которые ты там можешь сломать?

– У меня есть акриловый свитер, – пробормотала я.

– Ты прелесть, – усмехнулся Данила. – Так что насчет пятницы?

«Откажусь! – решила я. – Скажу, что в пятницу у меня важные дела. А вот когда он позвонит в следующий раз, можно будет и согласиться!»

– В пятницу? – Я тянула время.

В голове моей лихорадочно бурлили мысли.

«А если не позвонит? Что, если он вообще больше никогда не позвонит?!»

– Да, – нетерпеливо повторил Данила, – я мог бы заехать за тобой. Часиков, скажем, в семь.

– В пятницу я….

«Занята! Занята!» – скандировал внутренний голос.

– …совершенно свободна!

Нам принесли на примерку вечерние платья. Каждое было упаковано в прозрачный шуршащий пакет. Раскрасневшаяся, довольная Лена Штиль сортировала пакеты по размерам и цветам. Мы роились вокруг, как мотыльки возле керосиновой лампы, – всем хотелось хоть двумя пальчиками помять дорогую нежную ткань. А Лена беззлобно отгоняла нас в сторону.

Пакетов было двадцать пять. А нас, участниц, только двадцать.