По ту сторону безмолвия - Джонатан Кэрролл Страница 10

— Что скажете?

— О, привет, Лили! По-моему, потрясающий праздник. Народ наслаждается вовсю.

— Да, мне тоже так кажется. Где же ваши змеи?

— На подходе. Им нужно небольшое вступление. А почему вы не в маскарадном костюме?

— Линкольн попросил. Боялся, что я заткну его за пояс. Не беда, переодевания мне не слишком-то удаются. Идем посмотрим.

Появиться в обществе вместе с Лили было большой честью. Лили здесь знали и смотрели на меня вопросительно, гадая, кто я таков, что удостоился такой спутницы. С гостями она держалась сердечно, но сдержанно. Все были рады ее видеть; им явно хотелось, чтобы Лили постояла и поболтала с ними. Однако она вела себя как искушенный дипломат — несколько слов каждому, искренне звучащий и, может быть, действительно искренний смех и — дальше, к следующему гостю: «Привет! Смогли к нам выбраться? Замечательно!»

Линкольн то и дело подбегал к нам с неистощимыми вопросами. Он нарядился чародеем — красный бархатный плащ и тюрбан, золотые кольца и браслеты, плетеные кожаные сандалии с загнутыми носами, похожие на маленькие гондолы. Мать сегодня немедленно бросала все дела и покорно выслушивала все то, что он говорит. Обычно Лили вела себя иначе. Она полагала, что сын должен привыкнуть хорошо себя вести, избавиться от толики детского эгоизма и научиться ждать. Наконец, Линкольн попросил ее наклониться и что-то шепнул на ухо. Лили выслушала и повернулась ко мне:

— Он спрашивает, принесли ли вы ему какой-нибудь подарок.

— Ма! Зачем ты сказала!!!

— Все в порядке. Конечно, у меня есть подарок! Только его привезут чуть позже. Это специальный заказ, и мне сказали, что придется немного подождать.

Линкольна это удовлетворило, и он убежал с какой-то девочкой, на футболке которой красовалась вылезающая из живота голова, а-ля Чужой.

— Что вы собираетесь делать со змеями?

— Потерпите, скоро увидите. Все рассчитано по минутам.

Берегись Ид(ей)…

Предполагаюсь, что произойдет следующее. Хотя в полном наряде для рестлинга Гвоздила Фрэнк Корниш выглядит огромней и злее, чем кошмар безумца, он очень любит детей. Никогда, ни за что на свете он не стал бы их пугать. Но, как сказала его жена, Фрэнк глуп. Я уверен, что он всего лишь хотел, чтобы ребята на празднике получили удовольствие сполна. Мы планировали, что Гвоздила откроет двери «Массы и власти» и войдет, небрежно держа в каждой руке по подружке Вилли Снейкспира. Два дня назад Вилли покормил змей, и во время праздника они будут пребывать в сытом оцепенении. Вот и все. В зал, потрясая настоящими живыми змеями, входит знаменитый борец-рестлер и приятным дружелюбным голосом восклицает: «Где тут новорожденный?» Найдя Линкольна, он вручает мальчику коматозных змей и говорит: «Эти ребятки хотели попасть на твой праздник». Дети получают возможность погладить змей и полюбоваться Гвоздилой. Все задумывалось как милый дивертисмент. Драматизма — в самый раз на несколько минут изумления и радости. А когда дым рассеется, я получу заслуженное признание, и Линкольн посмотрит на меня другими — любящими — глазами.

Росту в Фрэнке шесть футов и шесть дюймов, весит он под триста фунтов. Бритая голова смахивает на наковальню. Мэри уверяет, что он носит обувь пятнадцатого размера. Я попросил Фрэнка надеть костюм борца, решив, что так выйдет красочнее и внушительнее.

Когда спустя полчаса двери распахнулись и раздался оглушительный, сотрясающий землю рев, от которого мгновенно смолкли все остальные звуки, в голове у меня пронеслось: «Боже, да получилось даже лучше, чем я ожидал!» Но я-то знал, что происходит. И я взрослый человек. Возвышаясь огромным силуэтом в дверях на фоне пламенеющего калифорнийского неба, вытянув руки со свисающими змеями, Фрэнк не слишком походил на человека, да и вообще на человеческое существо. Скорее он смахивал на бритого юпитерианского медведя. Очень свирепого медведя. Когда он прорычал: «Где тут новорожденный?!» и потряс несчастными рептилиями, которые зазмеились, как черные молнии, у народа поехала крыша.

Если мне не изменяет память, первой завопила женщина, а не ребенок — классический вопль из фильма ужасов:

— А-а-а-а-а-а-ааа!

Кто-то заорал:

— Змеи!

Кто-то завизжал:

— Он загораживает вход!

Кто-то заверещал:

— Мама!

Кто-то завопил:

— Нет, постойте! Погодите, он только…

Это кричал я, но к тому времени остановить уже ничего было нельзя.

Поняв, что натворил, Фрэнк съежился в дверях, но с такими габаритами особенно не съежишься. Он хотел было сказать что-то, как через комнату пролетел стул и ударил его в грудь. Единственным результатом стало то, что Фрэнк выронил змей. После чего поднялся новый визг:

— Они на полу!

— Берегись!

— Брысь!

— Зме-е-е-е-е-еи-и-и!

Я не знал, к кому бросаться — к змеям или к Фрэнку. Выбрал Фрэнка. Общий гам на секунду перекрыл вопль Вилли Снейкспира:

— Отстаньте от них! Они не кусаются!

На миг я увидел Лили: она на четвереньках гонялась за змеями. Благодарение Богу, лицо ее сияло смехом. Среди всего этого содома она смеялась!

Но больше никто не смеялся. Все были в панике. Празднование дня рождения и так многих завело, но при внезапном, подобно выстрелу, появлении натурального ревущего великана с извивающимися змеями они выжали педаль газа до упора, далеко превысив свою обычную скорость.

Что же я, обвиняемый, мог сделать? Прежде всего, пробиться сквозь толпу к юпитерианскому медведю и вышвырнуть его к чертовой матери за дверь.

Мне оставалось до него десяток футов, я уже протягивал к нему руки, собираясь его перехватить, как вдруг на меня обрушилась боль. Острая, невыносимая, она взорвалась в середине спины. Я пошатнулся и упал на колени. Боль ушла и тут же вернулась с удвоенной силой. Я пытался обхватить себя руками, чтобы спастись от мучительной боли внутри, но как бы не так. Какая-то часть меня пыталась убить все остальные части.

Я не потерял сознания, хотя весь мой мир затопила черная всесокрушающая боль. Ни праздника, ни змей — вообще ничего. Только мука, я не мог дышать и не сомневался, что умираю. Дайте мне умереть, и боль прекратится. Дайте умереть, потому что ничто, ничто не может быть хуже этого.

Но умереть мне не посчастливилось.

— Что это?

— Рисовое зернышко, мистер Фишер. Ваш камень был вдвое меньше.

— Как может такая крохотная штука причинить такую боль?

Казалось, врач мной доволен, словно преподаватель — студентом, который задал на занятии правильный вопрос.

— Протоки, по которым он проходит во время колики, очень малы. Камни в почках причиняют человеку нестерпимые страдания. Не меньшие, чем испытывают женщины при родах.