Лебеди Леонардо - Карин Эссекс Страница 10

Толстая кишка старика истончилась, став размером со средний палец руки, у ребенка она толщиной с руку.

В жизни красоте свойственно увядать, в искусстве — никогда.

1491 ГОД, ПАВИЯ

Беатриче лягнула огненное чудовище, злобного духа, который тянул ее за руку, пытаясь втащить в адские врата. Высокий каблучок пришелся демону прямо в живот, но он только расхохотался, а из глаз посыпались желтые искры, ослепив Беатриче. Она вопила, корчилась, пыталась зубами достать огненную плоть мучителя. Нет, она не та Беатриче, возлюбленная и вдохновительница поэта Данте!

— Оставь меня! — вопила Беатриче.

Ей казалось, что опаляющий жар почему-то идет изнутри. Если она не вырвется, то взорвется еще до того, как адское пламя поглотит ее.

— Я ни в чем не виновата! — снова и снова повторяла Беатриче, пытаясь вырвать руку из дьявольских когтей.

Чудовище было сильнее ее громадного жеребца Драго и не собиралось отпускать свою жертву.

— Я не та, — кричала Беатриче, — я не та, что нужна тебе!

— Беатриче д'Эсте! — Внезапно демон заговорил женским голосом. — Беатриче!

Когти глубже впились в руку. Другой рукой демон вцепился ей в лицо и с силой начал трясти, пока Беатриче не открыла глаза.

Властное лицо матери заставило Беатриче окончательно прийти в себя. Младшая из сестер д'Эсте лежала на постели под толстым одеялом, взмокнув от пота. Лицо горело, лоб покрывала испарина, а нос был холоден. Беатриче не понимала, где находится и как мать узнала о том, что в нее мертвой хваткой вцепился демон.

— Пожаловали послы, милая. Ты должна встать.

Герцогиня Леонора перевернула дочь набок, потянув на себя простыню и задрав ночную рубашку Беатриче.

Сейчас отодвинут тяжелые шторы, и серый промозглый свет зимнего утра снова разожжет дьявольское пламя.

— Не слишком много, но хватит и того, что есть, — промолвила Леонора.

Не успела Беатриче спросить, что она имеет в виду и с кем разговаривает, как две служанки подняли ее с постели и накинули на плечи тяжелый вышитый халат.

— Хвала Всевышнему, ты приняла своего супруга! — воскликнула Леонора, изучая смятые простыни. — Мы должны написать отцу. Герцог не стерпел бы твоего позора на брачном ложе. Честь для него — превыше всего.

В спальню входили трое, шаги их гулко отдавались по каменным плитам. Беатриче узнала мессира Тротти. С ним были еще двое суровых мужчин, ей незнакомых. Не замечая Беатриче, мужчины уставились на запятнанные смятые простыни.

— Крови мало, — заметил один из незнакомцев, обращаясь к Леоноре. — Или Il Moro вошел неглубоко, или тропинку протоптали до него.

Брови на невозмутимом, словно камень, лице мессира Тротти, возмущенно изогнулись, в то время как другой незнакомец хмыкнул.

— Девочка провела весь день в седле, — ответила Леонора. — И я никому не позволю говорить таким тоном о принцессе из дома д'Эсте. А если вы поведаете ваши домыслы кому-нибудь за стенами этой спальни, вас больше не примут даже при самом захолустном дворе на свете!

Незнакомец замолчал. Все знали, что герцогиня Леонора слов на ветер не бросает.

Беатриче позавидовала умению матери поставить на место не одного, а сразу трех мужчин, используя для достижения цели всего лишь твердый взгляд карих глаз и надменный голос. Как ей удается держаться с таким достоинством, несмотря на ранний час? Неужели теперь, когда Беатриче стала женой, и от нее ждут такой же твердости?

— Девочка угодила своему супругу. Вот доказательство. А теперь забирайте простыни и ступайте исполнять свой долг. Брак считается узаконенным.

Мужчины попятились вон из спальни, словно слуги тех восточных правителей, которых Беатриче однажды видела в Венеции.

— В ваших речах должна содержаться только радость оттого, что все завершилось к всеобщему благу.

Беатриче удивлялась, что на простынях не остались все ее внутренности. Кровь напомнила ей о событиях минувшей ночи. Избегая взглядов матери и служанок, Беатриче плотнее запахнула халат и отвернулась к окну. Снег падал всю ночь, засыпая деревья. Ветки прогнулись под ледяным покрывалом. На лоно Беатриче, пробужденное от девичьего сна, давила такая же тяжесть. Беатриче щурилась на белый пейзаж за окном, пробуждавший воспоминания. Перед ее мысленным взором проходили события нескольких минувших дней, заставляя щеки загораться краской стыда.

Можно ли вообразить себе погоду, менее подходящую для брачной церемонии? Герцогу пришлось нанимать людей, чтобы расколоть лед на реке По, иначе свадебный кортеж не смог бы отплыть в Милан. Беатриче смотрела, как мужчины с громадными топорами кромсают лед, — осколки, словно искры, кружились в морозном воздухе. Как же она надеялась, что им не удастся пробить корку и тогда свадьбу отложат! А там, глядишь, и сама она упадет с лошади, сломает шею и умрет.

Однако Беатриче не везло. После бесконечных отказов и отговорок Лодовико назначил день свадьбы — в самое холодное время года, когда дороги считались почти непроходимыми. Семейство Беатриче решило, что Лодовико решил выиграть еще немного времени.

Двадцать девятого декабря, после самого холодного Рождества на памяти живущих, Беатриче вместе с матерью и придворными, завернувшись в шерстяные одеяла с мехом горностая, погрузились в буцентавр — богато украшенную венецианскую галеру. Им предстояло сплавляться по замерзшей реке до Павии, где для проведения официальной брачной церемонии их должен был встретить сам Лодовико. Путешествие оказалось нелегким. Лодку с провизией затерло во льдах, и почти два дня они провели впроголодь. Постели и одеяла впитали в себя речные испарения и намокли. Никто уже не радовался тому, что Беатриче собирается выйти замуж за одного из самых могущественных правителей в Италии, и меньше всех — сама невеста.

Изабелла, год назад ставшая женой Франческо, прибыла из Мантуи прямо перед отплытием свадебного кортежа в Милан. Она громко жаловалась, что окоченела, словно ледяная статуя. На самом деле Изабеллу злило, что Лодовико попросил ее уменьшить количество сопровождающих до пятидесяти человек, а лошадей — до тридцати. На свадьбу были приглашены все мало-мальски заметные персоны в Италии и послы всех сопредельных государств. Нелегко будет прокормить и развлечь такую толпу сначала в Павии, где будет проходить официальная церемония, а затем в Милане, где устраивались празднества! Но Изабелла не хотела слушать уговоров и твердила, что ей придется вступить в стены величественного города, словно нищенке. Однако после двухдневного путешествия по реке, когда лодку швыряло между огромными льдинами, а пассажиров все время мутило, Изабелла оставила жалобы и вместе с Беатриче и другими дамами молилась только об одном — поскорее выбраться на берег и отведать горячей пищи.

Беатриче дрожала на своей койке, натянув одеяло до самых глаз и заткнув уши, чтобы не слышать нытья избалованных фрейлин. Рядом свернулись двое щенков. Беатриче боялась, что от голода собаки сдохнут и тогда ей придется выбросить их маленькие тела за борт. Однако пока щенки мирно спали, согревая свою хозяйку. Девушка плакала — обжигающие капли льдинками сползали по щекам. Голод, слезы и тошнота отвлекали Беатриче от душевных переживаний. Штурман обещал, что через несколько часов они будут согреваться у дворцового камина в Пьяченце, а на следующий день, сытые и отдохнувшие, отправятся в Павию, где их встретит сам Лодовико. Слушая утешения, Беатриче не знала, радоваться ей или горевать. Холод пронизывал до костей, но еще мучительнее было унижение. Беатриче казалось, что она направляется не на свадьбу, а на собственные похороны.