Нежность августовской ночи - Татьяна Тронина Страница 10

– До лестницы не дотянуться, – убитым голосом произнес Петров. – Вот влипли…

– Влипли, – сказал Иван Павлович, чувствуя, как потяжелел его летний итальянский пиджак из хлопка, пропитавшись грязью. И пахло тут… Буквально влипли!..

– Ау! – заорал Фридрих трагически-мощно, с какими-то вагнеровскими модуляциями в голосе. – Хелфен! Помогите!

От падения Иван Павлович начал стремительно трезветь.

«Господи… – подумал он с ужасом. – Как же так получилось, что я, приличный, нормальный человек, вдруг оказался здесь, в этой клоаке? Причем заметь, господи, – по своей доброй воле! Какая такая сила занесла меня сюда?.. И, что хуже всего, я позволил Фридриху Бергеру, мировой знаменитости, тоже оказаться в этой грязной западне… Мы попали на самое дно московской жизни!»

Иван Павлович готов был рвать на себе волосы от отчаяния – конечно, если бы они у него росли на голове.

«С какого момента я потерял контроль над ситуацией? Как так получилось?» – лихорадочно размышлял Иван Павлович. И пришел к выводу, что все пошло наперекосяк с того самого момента, когда Глеб Мазуров предложил им с Фридрихом покинуть машину.

Глеб – чудовище с холодными рыбьими глазами. Бессердечный монстр. Невозмутимый, равнодушный, безжалостный. Взял да и сбежал от них с Фридрихом, даже не предупредив! И как только его терпит бедняжка-жена? Двадцать лет терпит… Памятник надо его Ниночке!

– Ау-у-у! – подвывал Фридрих.

В этот момент небо померкло – кто-то склонился над колодцем:

– Кто тут? Кто орет?

Судя по начальственному, свирепому басу – это был доблестный представитель правоохранительных органов.

– Мы здесь! – отозвался Иван Павлович. – Вытащите нас, пожалуйста!

В колодец посветили фонарем.

Иван Павлович зажмурился – но перед тем успел разглядеть, что Фридрих и Петров, стоявшие рядом, были с ног до головы испачканы грязью. Он, наверное, выглядел не лучше… да, вот это скандал.

– Кто это – мы? – сурово вопросил бас.

Иван Павлович хотел поведать человеку сверху, что они интеллигентные люди, решили отыскать библиотеку Ивана Грозного, не рассчитали своих сил, и вот…

– Кто – мы? – сатанея, рявкнул голос. – Ну?!

Отвечать следовало незамедлительно.

– Мы – библиофилы! – с достоинством крикнул Иван Павлович, вложив в этот краткий ответ всю возможную информацию.

Повисла тишина. Потом голос проорал куда-то в сторону:

– Зайцев, Голобородько – ко мне! Вытаскивайте их. Извращенцы там засели. Сами признались. Давайте тащите их, и быстрее в отделение!

* * *

Прошел час, потом другой. Окончательно стало ясно, что Ряпушкина с Бергером ждать бесполезно.

Позвонить им Глеб не мог, даже со стационарного телефона кафе – номеров он все равно не помнил. Да и у Ивана Павловича вроде тоже телефона при себе не было…

Позвонить еще кому-то из знакомых, попросить подвезти денег? Поговорить с администрацией кафе – так и так, дескать, небольшое недоразумение… Глеба поймут, наверняка пойдут навстречу (тем более что немецкого классика тут все признали). Но это и плохо, что признали.

Н-да, очень уж неприятный скандал может получиться… из тех, которые даже Фридрих не любит. Одно дело – эпатировать публику старушечьими кофтами и крайне левыми взглядами, другое – элементарно не заплатить по счету. Рисковать репутацией Бергера, репутацией издательства – Глеб не мог. И своей репутацией – «ой, люди добрые, меня одна аферистка вокруг пальца обвела, все денежки выцыганила…». Нет уж, лучше самому решить этот вопрос, не привлекая ни администрацию кафе, ни других сторонних людей. А с Ряпушкиным потом можно разобраться. Куда они, кстати, пропали с Бергером? Может, Грачеву все-таки удалось проехать на остров и он увез их?.. Если бы Глеб не позволил аферистке заморочить себе голову, он бы сейчас не оказался в таком положении, да еще без денег и сотового…

– Ваш счет. – Официант положил на край стола кожаную папочку. – Заведение закрывается.

Глеб заглянул в папочку. «О-о… Ровно двадцать тысяч! Это что, насмешка судьбы?»

– Послушайте, у меня сейчас нет денег, – сказал он. – Судя по всему, я разминулся с друзьями. Давайте я вам что-нибудь оставлю в залог, а завтра подвезу денег.

Глаза у официанта стали возмущенно округляться.

Глеб быстро снял с руки часы:

– «Лонжин», настоящие. Не копия.

Часы были подарком Нины, и стоили… ну, раз в десять больше той суммы, что стояла в счете. Конечно, не самая роскошная модель у «Лонжин», из простеньких, но весьма приличная.

Официант повертел часы на ладони. Взгляд у него был цепкий, серьезный – взгляд знатока (нынче все, живущие в Москве, стали разбираться в часах, одежде, марках машин – даже те, кто едва сводил концы с концами).

Официант, хищно улыбнувшись, сказал:

– Если вы не подвезете денег, я часы себе оставлю.

– Я привезу, – твердо произнес Глеб. – Вы только расписку напишите, что я вам их отдал на хранение.

…Через пять минут Глеб уже шел вдоль набережной, по направлению к метро. Конечно, быстрее было бы уплыть на катере, но движение по воде уже прекратилось. Час-то поздний! Алкоголь от быстрой ходьбы практически выветрился из головы, но душевное состояние продолжало оставаться скверным.

Глеб переживал не из-за часов… Часы он себе вернет. Из горла у того официанта вырвет, если тот попытается их присвоить себе.

Глеб сейчас переживал – глобально. Жить в мире, где существуют особы, подобные Евгении, – коварные, корыстные, лживые, мелочные, манерные, – противно. Она ведь, чтобы обобрать Глеба, сразу нашла его слабое место. Надавила на больную мозоль.

Дети!

«У меня украли сына, я так переживаю…» Ловкая манипуляторша.

Глебу было стыдно за то, что Евгения ему понравилась, что он, чего греха таить, почти влюбился в нее.

Уж лучше бы Евгения была простой карманницей. Обшарила бы карманы да сбежала бы. Куда честнее, чем весь этот спектакль разыгрывать!

«Это мне наказание. Ничего не бывает просто так… Даже в мыслях нельзя изменять той, с которой прожил полжизни, той, которую любишь больше жизни… Ниночка, рыбка моя. Прости, прости, прости!»

…Свою будущую жену Глеб Мазуров встретил двадцать лет назад, когда только вернулся из армии. Нина была на год старше, училась на экономиста. Скромная, тихая девушка. С трудной судьбой (как не пожалеть!) – родители умерли, Нину класса до восьмого воспитывала тетка в деревне, потом девочка перебралась обратно, в родительскую квартиру, и жила уже одна там. Самостоятельная, разумная. Нина – не красавица, но и дурнушкой ее тоже нельзя было назвать: круглое личико, губы чуть узковаты, но зато – водопад иссиня-черных волос.