P.S. Я тебя ненавижу! - Елена Усачева Страница 10

Болела голова. Какой день уже. И какой день утром Эля думала, что не пойдет в школу. Что ей там делать? Пускай туда ходят достойные — Максимихин с Дятловым, Доспехова с Дроновой.

Она оставалась дома, задвигая рюкзак подальше под стол, чтобы не мозолил глаза, не смотрел на нее с укором. Первые пять минут было смешно и весело — включать телевизор, находить по радио музыку пошумнее. Но сквозь грохот басов вдруг начинала проступать тоска, а вслед за ней приходил страх полупустого распахнутого шкафа, внезапно найденной в коридоре сломанной пудреницы или разбитого в ванной зеркальца.

После маминого ухода в квартире поселилось привидение, хмурое, недовольное, готовое вцепиться в пятки, кинуть в спину камень. С трудом пересидев один урок, Эля мчалась в школу. Только бы подальше от этих стен, которые в любой момент готовы отразить злой крик, от этих окон, бывших свидетелями ссор.

А в школе криво ухмыляется Сашка, перешептываются Алка с Ничкой. Эле все кажется, что они обсуждают ее, прошедший день рождения, глупую выходку с салатом. Вот бы постоять рядом, послушать, о чем говорят, возразить, сказать, что все на самом деле не так, как они думают. Что она не виновата, что Максимихин сам нарвался, что нечего было весь вечер ее задевать…

От этих мыслей стучало в висках, потели ладони. Как же добиться справедливости? Чтобы все было правильно? Для этого нужно каждого поставить на свое место и объяснить. Всего один раз объяснить…

На какой-то уже несчетный день после злополучного дня рождения Эля нашла в портфеле поломанные цветы. Те, что она дарила Алке.

Было не больно, скорее утомительно. Эля сидела за партой, по листку разбирала бумажный цветок и тупо смотрела на доску. Они писали контрольную по алгебре, и надо было уже как-то собраться, взять ручку и начать работать. Народ строчил, старался, бонусы для дальнейшей счастливой жизни зарабатывал. Скрипел мозгами, мазал ручками бумагу, перешептывался. А ведь она с ними, с этими двадцатью пятью мальчишками и девчонками, вместе росла, а поэтому не может быть ничего, что сильно отличало бы ее от них. И все же она чувствовала — отличает. Они отдельно. А она… Она сама по себе. И главное — она понимает это, а они все — нет. И это ее выгодно отличает от остальных, приподнимает над ними, делает значительней.

Дятлов почти лежал на столе, вымучивая очередной пример. Ничка сидела ровно и писала так же — ровно. Алка грызла ручку, заворачивала краешек страницы в трубочку. Максимихин смотрел в окно, листок перед ним был заполнен — он уже все решил. Он вообще молоток по математике, хорошо рубит, даже не напрягается. Минаева строчила со скоростью марафонца, ни на секунду не останавливаясь. Наверное, такие в стародавние времена добывали огонь трением — целеустремленные, заточенные на успех. Быстро-быстро-быстро вертеть палочку между ладоней. Пока не заискрит.

Заискрило.

Алка вся светится от своей любви. От дружбы так не светилась, как от химической реакции каких-то там гормонов.

Ну вот, опять она про Дронову.

Эля пододвинула к себе работу. С этим надо что-то делать. Стоит как-то доказать Алке, что Максимихин конченый человек. Алка его бросит и вернется. Хотя зачем она Эле после всего нужна? Пускай просто бросит. Тогда уйдет эта боль из груди и из головы. Тогда все станет правильно и понятно.

Ручка странно держалась в руке, почерк был чужой, но Эля боролась с собой, со своими сомнениями, с дрожанием. Мешали мысли. От них некрасиво скрючивало пальцы. Ничего. Пройдет. Она придумает, как ответить, и все пройдет.

— Осталось пять минут, — сообщила математичка и выбралась из-за стола.

Эля завороженно смотрела на ее приближение. Шаг, ближе, еще. Надо что-то предпринять!

— Сухова, ты что здесь кладбище мертвых цветов развела?

Эля глянула под парту. Да, хорошо поработала.

— Не забудь подмести, — обронила на нее учительница и пошла дальше. — Заканчиваем работать.

Класс загудел разбуженным ульем. Минаева сложила листки и отправилась сдавать, за ней потянулись хорошисты. Эля поставила точку в последней задаче, но не встала, смотрела вокруг.

Ничка отдала свою работу Дятлову, и тот жизнерадостной собачкой помчался к учительскому столу. Алка переглядывалась с Максимихиным. Тот скалил свои кривые зубы, мотал головой, Алка закатывала глаза, в алгебре она была не сильна.

Варианты контрольной у них разные. Алкин — у Эли и у Дятлова. Максимихин сидит в ряду, что и Минаева. Ничем Сашка Алке помочь не может. Если только… если только… вдруг не подскажет ей. А как он это сделает? Да просто решит за нее примеры. Возьмет тетрадку и решит. Своей ручкой поверх ее записей. Все просто.

Эля тяжело задышала, на секунду дольше, чем простое моргание, прикрыв глаза. Да, это выход. Исправление будет заметно. Всех собак спустят на Максимихина. Дронова на него за такое разозлится и пошлет куда подальше. Надо только взять его ручку. И каким-то образом раздобыть Алкин листок с работой.

Максимихин громко отодвинул стул и потопал к учительскому столу. Эля пошла следом. Остановилась около его парты. О! Мы пишем моднявой ручкой с темно-фиолетовой пастой? Миленько.

— Что ты тут забыла?

Рядом нарисовался Максимихин. Демонический прищур, взгляд из-под бровей, сейчас испепелит.

— Да пошел ты!

Надо было идти дальше. И ухитриться взять ручку?

— Сама иди!

И тут он толкнул ее. Чего никогда раньше не делал. Они могли препираться. Они могли рвать друг у друга вешалки на одежде, ломать вещи, но не дрались.

Эля задом налетела на его парту, отклонилась назад, удерживая равновесие, смахнула на пол учебник с ручками и тетрадями.

— На ногах не стоишь, а туда же! — скривился Сашка, нагибаясь.

Она присела раньше. Схватила тяжелую металлическую ручку. Максимихин перехватил учебник.

— Придурок, — прошептала, пряча добычу в рукав.

Половина дела была сделана.

— Это что за потасовка? — с запозданием решила вмешаться математичка. — Сухова, про уборку не забыла?

— Сейчас, — буркнула Эля, пытаясь унять дрожь в руках. — Мамонты разбегутся, и я подмету.

— Ты хочешь подмести весь класс?

Математичка растерянно глянула на свое разгромленное царство. Эля готова была возразить, но вдруг поняла — вот он, выход!

— Могу и весь, — сказала, обводя предстоящее поле боя взглядом. — Только надо, чтобы все ушли.

И начала стремительно краснеть. Сейчас ее с этой инициативой пошлют куда подальше, и все провалится.