Валентинов день - Джейн Фэйзер Страница 10

— Разве ты не обошел дом до того, как его снял?

— Нет. Не вижу в этом нужды. — Аласдэр покачал головой. — По описанию дом мне показался именно тем, что надо. Поэтому я просто подписал договор об аренде. — Рука упала с несессера, и он подошел к шкафу. — Вижу, тебе необходимо полностью сменить гардероб.

Аласдэр поменял тему, шумно распахнув дверцы шкафа, и принялся перебирать висевшие в нем платья.

— Для дневных нарядов вырез слишком низок. Сейчас носят более закрытые платья с кружевным воротничком. Рукава — длиннее. И в большинстве случаев можно обходиться без шлейфа.

Эмма, раздосадованная убожеством своего гардероба, тем не менее с любопытством слушала его замечания. Аласдэр считался признанным знатоком моды, и его вкус как к женским, так и к мужским нарядам слыл безупречным. Верх все же взяла досада.

— Когда ты кончишь рыться в моем шкафу, может быть, мы сможем поговорить о моих финансах? — спросила она ледяным тоном.

— Ах да! — Молодой человек повернулся, взялся за висевший на шее на черном шелковом шнурке монокль и с минуту смотрел на Эмму. — Ты выглядишь замерзшей, дорогая. Надень халат или вернись в постель.

Только тут Эмма с опозданием поняла, что ее ночная рубашка сшита из очень тонкой ткани. Такой тонкой, что казалась почти прозрачной. Она опустила глаза и обнаружила, что соски под белой материей выглядят как две черные точки. Взгляд Аласдэра скользил по ее фигуре, и Эмма понимала: он Легко представлял то, что едва скрывала рубашка. Его небрежная заботливость и пронзительный взор — все злило Эмму. Она почувствовала себя шлюхой, которую оценивают в борделе… словно Аласдэр мысленно включил ее в бесконечную вереницу своих интрижек.

Обида оказалась острой и живой, как обычно.

Эмма возвратилась в спальню и взяла бархатный халат со стоящего у кровати комода. Надежно укрывшись в его складках, она пошла в атаку.

— Видимо, все удостоенные твоего внимания дамы получают советы касательно гардероба и моды, — произнесла она с сарказмом. — Уж не берешь ли ты за них плату? Не удивлюсь, если леди Мелроуз и ей подобные подбрасывают тебе на жизнь, чтобы ты и дальше к ним благоволил. — Эмма была не в состоянии справиться с обидой и болью и продолжала колоть уничтожающими оскорблениями. — А я-то не понимала, как тебе удается жить так хорошо без всяких средств. Теперь все ясно. Какова же твоя такса, мой дорогой Аласдэр?

Молодой человек сердито мерил шагами комнату, и Эмма со злорадным удовлетворением увидела, что пробила скорлупу его нарочитой небрежности. Какова теперь цена его миролюбивым намерениям? Он был бледен и казался разъяренным. Глаза превратились в узкие зеленые льдинки, губы побелели, на виске забилась голубая жилка.

— Ради Бога, Эмма, ты заходишь слишком далеко. — Руки Аласдэра сомкнулись на ее горле, и под его пальцами девушка почувствовала свой собственный пульс. Она посмотрела ему в глаза торжествующим взглядом.

— Мною движет необоримая сила. Ты что, недоволен моим любопытством? Я доподлинно знаю, что из моего состояния ты ежегодно получаешь пять тысяч фунтов. Но это очень немного для мужчины со столь изысканными вкусами.

Пальцы Аласдэра надавили на нежную кожу под подбородком. Он не причинял ей боли, но Эмма чувствовала, каких усилий ему это стоит.

— У тебя поистине злой язык, — произнес он.

— В устах настоящего мастера это звучит как похвала, — парировала Эмма. Она понимала, что их увлекает безрассудное желание раздора, но… чувствовала облегчение. Словно наконец отпустила поводья и дала волю обиде за то ужасное оскорбление, которое он ей нанес. Три года назад Эмма ушла не попрощавшись, и с тех пор они почти не разговаривали. Теперь красная пелена гнева показалась ей очистительным огнем.

С минуту оба хранили молчание, но наконец Аласдэр пошевелился. Одной рукой он обхватил талию Эммы и крепко прижал девушку к себе. Другая рука стиснула ей затылок. Не обращая внимания на сопротивление, он приблизил свои губы к ее. В поцелуе чувствовалась страсть, но не нежная страсть любви, а наказующая, творящая месть. И когда в конце концов он ее отпустил, Эмма влепила ему звонкую пощечину.

— Сукин сын! — Она задохнулась от ярости.

— Мне показалось, ты этого хотела. — В голосе Аласдэра прозвучала явная насмешка. Он прижал ладонь к щеке, где проступили красные отметины ее пальцев. — Ты же сама меня провоцировала. Мой богатый опыт подсказывает: когда женщина затевает ссору, она жаждет совсем иного, противоположного. — Его улыбка стала оскорбительной. — Ты столько времени не испытывала никаких чувств, что ищешь удовлетворения в такой извращенной форме. Не стоит, дорогая. Только скажи — и я к твоим услугам.

На этот раз Эмма удержалась — не подняла рук и спрятала сжатые кулачки в складках халата. Аласдэр позволит себя ударить и не окажет никакого сопротивления — это не в его духе. Но выйти из себя — уже поражение! Аласдэр был мастером словесной перепалки и, когда злился — а сейчас он пришел в настоящую ярость, — узды на язык не набрасывал. Потом он может пожалеть о том, что сказал, но теперь даст волю собственной неистовости. И она тоже.

— Я бы не прикоснулась к тебе, даже если бы ты был единственным на свете мужчиной. Ты мне отвратителен. Развратник с инстинктами похотливого жеребца.

Дыхание Аласдэра со свистом прорывалось сквозь зубы, но его голос был холоден и убийствен, как змеиный яд.

— Тогда прости мое предположение. Не могу взять в толк, почему страстная женщина три года вела затворническую жизнь. Не поверю, чтобы после нашего несчастного приключения не было ни одного предложения. Извини, но приходит на ум, что тебе трудно… или даже противно искать себе другого спутника жизни.

— Ты заносчивый, тщеславный, самодовольный, гнусный… — Эмма никак не могла подобрать достаточно крепкого слова. — Убирайся отсюда! Никогда не хочу тебя больше видеть!

— А вот это будет трудновато. — Аласдэр примостился на углу туалетного столика и скрестил свои длинные ноги. — Пока, дорогая, я отвечаю за твое состояние, тебе придется меня видеть регулярно и часто. — На его плотно сжатых губах играла мрачная улыбка.

— Можешь быть уверен, что отвечать за меня тебе придется недолго, — выкрикнула Эмма. — Чем терпеть такое, лучше принять первое же предложение. Вот что, Аласдэр Чейз, я буду обручена… к середине февраля! — Всеохватывающим жестом она раскинула руки.

Молодой человек презрительно рассмеялся.

— Не городи чушь, Эмма! Тебя начнут осаждать охотники за приданым…

— Не впервой! — перебила она. — И не впервой придется кого-то выбирать. — Она понимала, что Аласдэр делал ей предложение не из-за денег, но не могла удержаться и не бросить ему обвинения. И опять с удовлетворением заметила, что угодила в цель.

— Учти, — глухо проговорил он, — только последний бедняк может ради твоих денег сделать вид, что не замечает твоего скверного языка. Укроти-ка свой нрав, Эмма, если хочешь заполучить мужа в кровать.