Сладкий хлеб мачехи - Вера Колочкова Страница 10

— Да ну их, пап! Они все приставучие какие-то, сразу целоваться лезут! И разговаривают со мной, будто я им игрушка, а не живой мальчик.

— Да уж… — снова вздохнул коротко Вадим и усмехнулся грустно. — Вот так у нас обстоят дела, Бася. Не хотим быть игрушками, хотим быть живыми мальчиками. Устами ребенка истина глаголет, и никуда от нее не денешься. Так что ты уж потерпи немного, уважь бедных сирот. Ну, идем сдавать твои документы! А то и в самом деле опоздаем…

…Первые крупные капли дождя резко забарабанили в оконное стекло, и она вздрогнула, вынырнув из того дня, растерянно оглядевшись кругом. Да, действительно, тот день был странным. Сколько его ни вспоминай, всегда новым кажется. И детали вспоминаются новые, неожиданные. И акценты расставляются тоже новые.

Получается, действительно, тогда ее Глебка сам выбрал из множества претендующих на его отца «теть». Сам в руки упал, сам выбрал…

Поежившись, она отошла от окна, села за стол, откинула голову на спинку стула. И глаза сами собой закрылись, и голова слегка закружилась. Наверное, это память, не насытившись воспоминаниями, не отпускает ее, затягивает в свой омут. Странный омут, как кинопленка. Бежит перед глазами короткими кадрами.

Вот они сидят втроем в кафе, в том самом, с клоунами. Такая смешная парочка, клоун и клоунесса. Студенты театрального института подрабатывают. Глебка хохочет звонко, все щеки мороженым перемазаны. А вот они вдвоем с Глебкой на карусели — мчатся, обнявшись, ветер волосы треплет. А внизу Вадим — нацелился объективом фотоаппарата.

А это уже другая картинка. Уже без Глебки. Темный зал кафе, цветы, шампанское. Интимная обстановка. Едва колеблется огонек свечи, за ним — лицо Вадима. Задумчивое, серьезное.

А вот она одна стоит — впилась глазами в список принятых в институт абитуриентов. Дрожит, ищет свою фамилию. Ищет, но так и не находит. Опустив горестно плечи, спускается по мраморной лестнице к выходу. Внизу — Вадим. Бросается к ней с объятиями, прижимает к себе, шепчет что-то успокаивающее на ухо. Она поднимает на него глаза — лицо у Вадима вовсе не огорченное. Наоборот, насмешливое и ласковое. И очень доброе. Наверное, именно с таким лицом делают предложение руки и сердца? Наверное, в такой момент все другие огорчения сами собой отходят на задний план, и вот она уже быстро кивает — да, да, да, конечно же я согласна, любимый…

А потом… Потом был тяжкий разговор с тетей Дуней. Она сидит на диване с виноватым видом, поджав под себя ноги, а тетя Дуня широко шагает по комнате, изредка поворачивая к ней яростное лицо. Вернее, не к ней, а к огромному букету роз, неприкаянно брошенному на диванную подушку.

— Нет, я даже слышать об этом не хочу! Дура ты, Баська, дура! Какой такой замуж? Совсем с ума сошла? Ты что, молодого парня себе не найдешь, что ли? Девке восемнадцать лет, а она замуж за вдовца собралась! Эко лихо! У нас только после войны девки за вдовцов замуж шли, а ты…

— Да при чем тут война, теть Дунь…

— Да при том! Ты посмотри, кто ты и кто он!

— А кто он?

— Да чистый бабник, вот кто! Рожа холеная, как у кота, и духами от него несет, словно от бабы разгульной! Городской прощелыга, вот он кто! Пижон! А ты, почитай, простушка деревенская… Ты посмотри, посмотри на себя в зеркало! Будешь при нем служанкой да нянькой, будешь всю работу по дому воротить! Нет, нету на то моего согласия, и не надейся даже! Вот если бы он помог тебе в институт поступить, я бы еще это поняла, а так… Нет, и все тут!

— Теть Дунь, да я уже согласие ему дала, что вы!

— Ой, да ладно! Ишь, быстрая какая! Как дала, так и обратно возьмешь. Эх, не я твоя мать, Баська! Я бы тебя живенько за волосы оттаскала, да так, чтобы и помысла в голове не было со старым мужиком свою жизнь связывать! Согласие она дала! Знаю я, чего ты ему дала, бессовестная!

— Да я… Да как вы можете такое говорить…

Почувствовав, как заливаются краской обиды щеки, Бася замолчала, сидела, уткнувшись взглядом в головки алых роз. Казалось, они тоже испытывают невыносимый стыд, и тоже, как она, возразить толком не могут. Из стыда и обиды проклюнулась вдруг спасительная мысль — как хорошо, что тетя Дуня и впрямь не ее мать… Наверное, на небе, или где там еще, знают наверняка, кому можно детей заводить, а кому — вообще противопоказано. Бодливой корове, говорят, бог рогов не дает? И хорошо, что не дает. И правильно.

— Ну, чего молчишь, губы расквасила? Что, скажешь, не спала ты с ним? Вместо того, чтобы об экзаменах думать, взяла и в койку к мужику прыгнула! Бессовестная! И не отворачивай рожу-то, не отворачивай! Я тебе чай не чужая, чтобы рожу от меня воротить!

— Тетя Дуня, не надо так… — еще ниже опустив голову, тихо прошептала она, с трудом сдерживая слезы. — Он же по-честному, он свататься пришел, с цветами… Он же замуж зовет…

— Эка честь, что с цветами! А ты и рот раскрыла! Чего ты, цветов не видала, что ли?

— Да как вы не понимаете, я ж люблю его! И он меня любит! И Глебушке тоже мать нужна…

— Ага. Это ты правильно сказала — его ребенку мать нужна. Вот и нашел тебя, дурочку. Умная-то баба сто раз наперед подумает, прежде чем ответственность за чужое дитя взять. Ты думаешь, это так просто — чужого ребенка вырастить? Думаешь, он спасибо тебе скажет?

— А зачем? Я же от души, от чистого сердца…

Резко остановившись посреди комнаты, тетка взглянула на нее с яростной грустью, потом вздохнула, покачав головой:

— Эх ты, девица наивная, ромашка ты моя полевая… Да ты того и не понимаешь, что такие пижоны, как он, чистой душой да чистыми сердцами только и пользуются! Обдерет он с тебя все лепесточки да и выбросит потом за ненадобностью. Он, поди, и в институте всех экзаменаторов подговорил, чтобы тебя не приняли! Дураку понятно — ему свое дитя в любви да в заботе вырастить хочется. Чтоб оно за мачехой, как за родной маткой, росло…

— Ну и что в этом плохого? — робко возразила Бася, подняв на тетку глаза. — Ребенку действительно любовь нужна… А в институт я потом поступлю, обязательно поступлю!

— Да где уж… — махнула раздраженно рукой тетя Дуня, продолжив свой демарш по комнате. — Ему теперь и не надо, чтоб ты шибко ученая была. Зачем ему грамотная служанка да нянька сдалась? Одумайся, Баська, пока не поздно! Одумайся!

— Нет, тетя Дуня. Я уже решила. Я люблю Вадима и Глебку тоже люблю. Тем более он уже успел ко мне привязаться. Он меня вчера мамой назвал… Ну как я могу одуматься? Нет, не могу…

— Ишь ты, мамой! Уж больно быстро!

— Так получилось, теть Дунь. Извините. Ладно, пойду я. Меня там, в машине, Вадим ждет. Зря вы его выгнали, теть Дунь. Он как лучше хотел, свататься пришел, а вы его выгнали…

— А не надо мне его сватовства! Пусть он тебя перед Фроськой высватывает, а мне такой чести не надо!

— Все равно нехорошо получилось, теть Дунь… Не по-людски как-то. Ладно, пойду я…

— Ну иди, иди, мачеха! Иди, поешь лиха. Думаешь, сладкий это хлеб — в мачехах-то ходить… Расстелешься добротой, а пасынок спасибо не скажет. А ты добрая душа, ты точно расстелешься…