Месть королевы - Виктория Холт

Старый король умирал. Здесь, в деревушке Бург-он-Сэндс, откуда открывался вид на Солвей Фирт и на земли, которые он собирался завоевать, подходила к концу его долгая жизнь, полная деяний и свершений. Он вырвал свою страну из пучины несчастий, куда та погрузилась во времена гибельного правления его демонического деда, а после – немощного отца, и вернул Англии былую гордость. Его предки, и главный среди них великий Вильгельм Завоеватель, могли бы гордиться им.

Но Бог посчитал нужным забрать его к себе, прежде чем он закончил свое дело. Да, он сделал много, но недостаточно. Ему было предопределено сделать многое и стать легендой в потомках. Враги трепетали перед ним, и, когда бы король Эдуард ни бросался в бой, над ним сиял ореол победителя.

– Когда я умру, – сказал он, обращаясь к сыну, – пускай мои останки положат на походный плащ и пронесут перед войском. Чтобы противник знал: дух короля остается с его солдатами, на поле битвы.

Молодой Эдуард, которому исполнилось двадцать три года, не обратил особого внимания на слова умирающего отца. Мысли его были заняты другим.

«Перро! – беззвучно восклицал он. – Мой дорогой, мой самый любимый, несравненный Перро! Как только старик отойдет в мир иной, моим первым королевским указом будет указ о твоем возвращении».

Принц едва различал бормотание отца, в котором тот высказывал желание, чтобы его сердце отправили в Святую Землю с сотней тех рыцарей, кого посылают туда на годичную службу; принц же думал о том, когда он сможет отправить гонца к своему другу. Ведь Перро ждет его с таким нетерпением.

Уже давно врачи полагали, что король Эдуард I вот-вот умрет. Он прожил очень долго – целых шестьдесят восемь лет, но, поскольку так мало был похож на прочих людей, многие подданные считали его бессмертным. Он и сам порою считал себя таковым… до этой, до последней минуты.

В старом короле было и в самом деле нечто сверхъестественное. Он всегда знал, например, о чем думают те, кто находится возле него. Даже сейчас, на смертном одре, когда нужно думать лишь о том, как предстанет он пред очи Всевышнего, старик бросил вдруг острый взгляд на сына и произнес:

– Не смей призывать ко двору Пирса Гавестона без согласия людей.

Ну не чудеса ли! Как будто он точно знал, что этот высокий красивый юноша возле его постели, так похожий на него, каким он был в молодые годы – но, увы, только внешностью, – думает сейчас не о своем умирающем отце, но о любимом дружке Пирсе Гавестоне, о своем Перро!

– Хорошо, отец, – кротко проговорил принц, не видя никакого смысла спорить сейчас о том, что уже твердо решено и явится самым первым его волеизъявлением после восшествия на престол. Ведь старик все равно не сможет ничему воспрепятствовать, поскольку будет мертв.

Стоя здесь, у смертного ложа отца, он знал, что тот с отчаянием и безнадежностью думает сейчас о нем и о судьбе страны, но ничего не мог с собой поделать – его собственные мысли были только об одном: скоро, скоро уже мой дорогой Перро вернется ко мне!..

Конец был близок. Старый король лежал неподвижно, шевелились лишь губы, шепчущие о безграничной вере в Бога. Вскоре король умер.

И вот уже все окружающие взирали на молодого властелина с тем опасливым почтением, с каким вообще относились к королевской власти. Он был сыном своего отца, и, значит, они обязаны засвидетельствовать ему свою преданность.

Великое событие свершилось. Началось царствование нового короля. Его, Эдуарда II, царствование.

* * *

– Милорд, – прозвучало почтительно, и придворные преклонили пред ним колени.

Они целовали ему руку, эти грозные бароны, которые не раз проявляли упрямый нрав в прошлом. Он должен быть с ними начеку, не сразу показывать, какие перемены их ждут. Прежде всего надо покончить с этой навязчивой идеей насчет Шотландии. О, как ему ненавистны эти холодные северные места! Он истосковался по Виндзору, Вестминстеру, он хочет туда, на юг страны! Да, он уже решил, что оставит здесь армию, а сам вернется в Лондон. Но сделать это нужно с осторожностью. Он прекрасно понимает, что не следует лезть на рожон. Линкольн, Уорвик и его дядя Ланкастер… все они слишком высокого о себе мнения, считают Эдуарда юнцом и, несомненно, захотят руководить его поступками. Он должен позволить им думать, что так оно и есть, что они добились своего… До поры до времени.

Зато Уолтер Рейнолдс не такой, как они. Он был и остается его подлинным другом с того самого времени, как Эдуард начал жить собственным домом и умом. Именно тогда его полюбил Перро, а Рейнолдс зачастую принимал участие в их забавах и сам придумывал такое, что вызывало одобрение и восхищение друзей. Рейнолдс втайне посмеивался над старым королем, особенно над застарелыми традициями, которых тот так рьяно придерживался. Им троим доставляло огромное удовольствие перемывать всем косточки, и когда принц Эдуард выражал удивление, почему отец в свое время приблизил к себе Рейнолдса, тот лукаво объяснял своим дружкам, что и у самых благочестивых, почтенных и праведных людей бывает потребность в таких персонах, которые могут помочь им сохранить в целости и сохранности эти их качества в глазах других; умеют видеть и молчать, слышать и держать язык за зубами. Речь Рейнолдса была всегда полна намеков и полунамеков, отчего делалась еще интересней. Перро бывал в восторге от этих речей.

Но забавней всего то, что произносил все эти слова не кто иной, как священник. Ибо Рейнолдс был служителем веры. Он страшно любил театральные представления, знал, где отыскать лучших музыкантов, ему нравилось гримироваться, примерять разнообразную одежду и самому выступать в роли актера. Они славно проводили время, и, когда король упрекал сына в расточительстве и даже урезал денежное содержание, именно Уолтер Рейнолдс пришел на помощь – снабдил принца кое-какими вещами, а именно: целым набором литавр и тюками материи для театральных костюмов.

Да, Рейнолдс был истинным другом. Они вместе скорбили, когда Перро был удален от королевского двора. Именно Уолтер утешал Эдуарда, говоря, что, судя по всему, это ненадолго; при этом говоривший подмигивал, и кивал, и вышагивал так, словно следовал за похоронной процессией.

Уолтера можно было назвать вульгарным, даже пошлым. Но молодой Эдуард любил простых и вульгарных людей. Его сестры и родители никогда не понимали, отчего он предпочитает якшаться со слугами, а не со знатью. Хотя бывали исключения. И первый из них – Перро, человек вполне светский. Никто не умел танцевать так изящно, как он. Никто так не любил дорогие наряды и не выглядел в них так красиво. Однако он не был королевской крови, а всего-навсего сыном гасконского рыцаря, которого приветил в свое время король за какие-то услуги…

– Уолтер, – сказал молодой король, когда тот предстал перед ним, – подходит время действовать.