Лондон pret-a-porte - Олег Селиверстов

Всего один поцелуй, и шестьдесят девять тысяч евро убытка. Вот и доказывай после этого, что мужчины умнее женщин!

«Боинг» сильно тряхнуло. Я вздрогнул и открыл глаза. «Пристегните ремни, самолет входит в зону турбулентности», – раздался из динамиков голос стюардессы.

Симона тихо посапывала рядом. Манящий изгиб блестящих губ, ровная линия припудренного носика, слегка изогнутые вверх ресницы, чем-то похожие на крылья стрекоз… Час назад эти крылья порхали над страницами книги, а теперь чуть подрагивают во сне. Девушка повернулась в кресле, ее голова оказалась на моем плече. От голубых волос исходил легкий аромат бергамота и белого персика. Трикотажная кофта с широким вырезом, съехав на манер «бродячего» декольте, обнажила тонкое плечо. Проходящий мимо пассажир бессовестно покосился на открывшийся край бюстгальтера, щедро усыпанный мелкими ромашками. Я отвернулся к иллюминатору. Черт меня дернул ввязаться в эту авантюру. Симона на семь лет младше меня, и еще эти голубые волосы… Гламурная эпатажная девчонка. Хотя какая она девчонка: ее сыну исполнилось пять лет – почти ровесник моей племянницы.

Белый треугольник крыла уверенно рассекал бескрайнее небо цвета застиранного индиго. Внизу обнимались кучерявые облака. Яркость небесного пейзажа резала глаз. Интересно, что за дизайнер создает солнцезащитные очки для летчиков? И сколько они стоят?

Самолет завибрировал, двигатели противно взвыли. Жаль, что летим не над Францией. Уж если падать, то куда-нибудь на Лазурный берег. В конце октября там тепло, дует легкий бриз, золотистая листва украшает деревья… А я приговорен к дождливому Лондону – из-за того, что две недели назад опрометчиво одолжил Максу, двоюродному брату Симоны, шестьдесят девять тысяч евро. Макс, начинающий кутюрье, открыл с партнером в Лондоне то ли бутик, то ли ателье и готовился к fashion-показу. Я мысленно назвал себя болваном. Отец всегда учил не отыгрываться в карты, не давать в займы и не спекулировать на бирже, а я дожил до тридцати пяти лет, но этому так и не научился.

Симона тихо простонала, заворочалась и удобнее устроилась на моем плече. Я ощутил тепло ее щеки.

Самолет опять тряхнуло. Меня охватил неприятный озноб. Осторожно, чтобы не разбудить Симону, я нажал кнопку вызова стюардессы. Подошла девушка в синем приталенном костюме.

– Плед, пожалуйста. Точнее, два пледа, – вполголоса попросил я.

– Если плед для меня, то не надо, мне не холодно, – Симона приподняла голову. – Девушка, лучше принесите пустые стаканчики.

Стюардесса удалилась.

– Мне приснилась такая мерзость! Одноглазый старик на виселице. Брр! – Симона одернула кофту, взлохматила волосы. – Гадость! Антуан, ты веришь в сны?

– Только в эротические. Старик был голый?

– Без трусов, и морковка болталась до колен, – зло пошутила Симона.

Бриллиантик пирсинга блеснул в левой брови.

– Говорят, что сны – это наши страхи, предчувствия и скрытые желания, – сказал я.

– Вот-вот. Не нравится мне это.

Стюардесса принесла одноразовые стаканчики и плед.

– Мерзнешь, – усмехнулась Симона, наблюдая, как я укутываюсь. – Надо выпить.

Она достала пакет из duty free, извлекла оттуда пачку крекеров и шотландский виски. Бутылку протянула мне. К счастью, третье сидение рядом с нами пустовало. Я разлил напиток по стаканчикам. Мы беззвучно чокнулись и выпили. Симона захрустела крекером.

– Вот, блин…

– Симона вдруг поморщилась и растерла спину костяшками пальцев. – Зараза такая! На последней съемке опять спину сорвала. Болит, собака, особенно по ночам, или когда долго сидишь в одной позе.

Она несколько раз потянулась. Кофта при каждом движении плотно обтягивала тугие полукружья ее грудей.

Симона делала фоторепортажи с показов мод и светских тусовок для одного из столичных журналов. В Лондон она летела по заданию редакции – готовить материал о своем брате-модельере.

– Антуан, будешь еще? – Симона взяла бутылку.

Я отрицательно покачал головой.

– Зря. Отличное обезболивающее. И летать на этих железяках не страшно.

Она наполнила стаканчик, откинулась в кресле и стала пить маленькими глотками, смакуя. Апельсиново-дымный аромат предательски поплыл по салону.

– Боишься, что разобьемся? – спросил я.

– Нет. Разбиться и умереть не боюсь. Боюсь не вернуться. Как представлю, что никогда не увижу маму, сына… Ой, смотри, самолет! – Симона прильнула к иллюминатору. – Отличный бы получился кадр.

Над бушующим морем облаков скользил краснохвостый самолет. Глядя на него, я вспомнил отца: рядовой инженер на механическом заводе, он имел несбыточную мечту – управлять самолетом. Пока я был мальчишкой, мы склеили с ним около сотни моделей разных истребителей и аэробусов. Особенно здорово было собирать самолеты Второй мировой войны. Пропеллеры, пулеметы, маленькие колеса шасси…

Мама постоянно ворчала, что вся квартира провоняла клеем и краской. А сестра однажды сломала (уверен, что нарочно!) нашу любимую модель – истребитель «Мессершмитт Bf-109» с собственноручно намалеванным мною драконом на фюзеляже. Отец зачитывался Экзюпери и, возможно, поэтому звал меня Антуан, вместо «простецкого», как он выражался, «Антон». Так я и стал для всех и для самого себя Антуаном. Только мама и сестра упорно обращались ко мне: Антон.

Когда пришла повестка в армию, в военкомате я попросился в авиацию. Два года служил механиком и ремонтировал истребители. Летал, к сожалению, всего один раз и то – в грузовом отсеке брюхастого АН-12, замерзая на откидном стуле между брезентовыми чехлами и стопорными колодками.

В армии я и познакомился с Максом. Он уже тогда ушивал гимнастерки и так разукрасил аксельбантами и погонами свой дембельский мундир, что командир эскадрильи отобрал у него этот мундир и оставил на память.

Пока я служил, отец уволился с завода, взял кредит и организовал небольшой автосервис. Уверен, он старался ради меня – предчувствовал, что долго не протянет со своими больными почками.

Краснохвостый самолет исчез за облачным айсбергом. Симона отвернулась от иллюминатора и раскрыла книгу. Это была «Саломея» Оскара Уайльда.

– Нравится? – спросил я.

Вместо ответа Симона вскинула руки с хищно растопыренными пальцами, словно собираясь схватить меня за горло, и зловеще продекламировала: «Луна похожа на женщину, встающую из могилы. На мертвую женщину…

Кажется, что она сама выискивает мертвых… Дай мне голову Иоканаана, я поцелую ее в уста». Я невольно отпрянул. Симона рассмеялась и запихала книгу в карман переднего кресла.